– Сейчас вы выглядите совсем не так, – говорит Мерит, забирая у него телефон.

– Да. – Уайетт бросает взгляд на экран телефона и пожимает плечами. – Полагаю, что да. Я всегда был крупным для своего возраста, по крайней мере, тогда из вежливости это именно так называли. Когда стало ясно, что я дерьмово играю в регби, я вынужден был найти место, где мог бы прятаться от тренера. Он никогда не заходил в библиотеку в школьном кампусе. Я уверен, он в жизни не прочел ни одной книги. Он – нет. А вот я – да. О пирамидах, мумиях и династиях фараонов.

Я во все глаза смотрю на Уайетта, ведь я привыкла считать его идеальным, а оказывается, он отнюдь не всегда был таким.

Мерит увеличивает фотографию, явно желая рассмотреть получше, чтобы поверить. Она сидит затаив дыхание, и я вижу, как у нее в мозгу все наконец встает на свои места: «Вот, значит, откуда я такая».

– Люди меняются. – Уайетт смотрит в мою сторону, но по-прежнему обращается к Мерит. – Сейчас ты можешь со мной не согласиться, но иногда очень полезно помнить, кем ты когда-то был.

У меня начинает щипать глаза. Эта фотография не только дала Мерит возможность почувствовать историю, но и сняла камень с моей души.

Мерит возвращает Уайетту телефон.

– Я любил эту собаку, – задумчиво произносит Уайетт. – Я хотел назвать пса Нармером в честь фараона, объединившего Верхний и Нижний Египет. Но формально это был пес моего брата. Поэтому его назвали Бейли. – Рот Уайетта печально кривится. – Как прозаично!

– А вы когда-нибудь слушали подкасты? – спрашивает Мерит.

Оливковая ветвь.

– Нет.

– Я слушала один под названием «Самая странная вещь, которую я узнал на этой неделе». Подкаст потрясающий. Там есть эпизод о том, как можно поседеть за одну ночь, об олене, который жрет людей, и о смерти от черной патоки. А еще там рассказывали о монахах, превративших себя в мумии. Я могу прислать вам ссылку.

– Я был бы тебе весьма признателен, – с серьезным видом кивает Уайетт.

Широкая улыбка совершенно преображает лицо Мерит.

– А знаете, я недавно начала играть в теннис. Тренер говорит, у меня врожденные способности.

– Спорим, что да. Когда я был в твоем возрасте, в интернате меня считали лучшим игроком в теннис в одиночном разряде.

– Правда?

– Да, – отвечает Уайетт и, слегка замявшись, добавляет: – Я уже давно не брал в руки ракетки. Быть может, как-нибудь покажешь пару новых приемов?

– Быть может. Как-нибудь.

Я наблюдаю за их разговором, который напоминает игру в американские шашки: красная шашка ест черную, и наоборот, пока у каждого игрока не оказывается полный набор шашек противника. Проходит час, затем – другой. Интересно, а что сейчас делает Брайан? Наверное, сидит и переживает, что какой-то незнакомец крадет у него дочь.