Светлый фон

– Понравилось? – Ник толкает меня в плечо и дерзко вскидывает брови, хотя я уверена, что он не хочет знать ответа.

Он кажется мне сейчас таким юным. Совсем мальчишкой. Вспыльчивым, чувственным, как бы ни хотел казаться другим. И пусть Андрей тоже не образец сдержанности, но он явно научился отдавать себе отчет в действиях, а Ник говорит и тут же жалеет. Снова и снова. А потом удивляет меня тем, что со стоном заваливается на бок и кладет голову мне на колени. Застает меня врасплох. Он обнимает их, утыкается носом в мое бедро, глубоко и медленно дышит.

– Ты такая хорошая, – тихо шепчет он. – Как ожившая мечта из сопливой книжки.

К горлу от его слов подкатывает ком. Ясно как день, что Ник несет несусветную ерунду, а потом бормочет текст идиотской песни, которая доносится из колонок.

– «Са-та-на, возьми мои вены, са-та-на, возьми мои вены, возьми-и…»

– «Са-та-на, возьми мои вены, са-та-на, возьми мои вены, возьми-и…»

Тут всегда играет что-то невразумительное, и я, наверное, привыкла, что Роксана цитирует самые странные треки, но… все равно удивляюсь.

– Что это? – посмеиваюсь сквозь слезы, которые вдруг подступают к глазам.

– Ты что?! Это замечательная композиция великой группы… а черт его знает, кто это поет, – также нервно хохочет Ник и просит колонку переключить трек.

– Ужасно, – шепчу я и чувствую, как по щеке бежит слеза. Его голова такая тяжелая, давит на колени, но я и не думаю попросить его сдвинуться.

– Куда уж нам. – Он цокает, переворачивается на спину и теперь смотрит в потолок влажными глазами. – Вы, интеллигенты, таких песен не слушаете, да?

– Не слушаем, – киваю ему. – Но у меня есть любимый стих, и он тоже называется «Сатана».

– Только не говори, что будешь читать стихи мне, – выдает слишком резко с ужасным прищуром. – Я думал, такие финты ты припасла для Иванушки. Ну там, знаешь, вся такая растрепанная, закутанная в простыню после совокуплений и…

мне

– Замолчи, – прошу я, и Ник меня понимает. Знает, что переходит границы. Делает больно нам обоим и себе в первую очередь, но… кажется, он мазохист.

– Расскажи стих, – просит вдруг. – Про сатану.

И первым порывом я хочу отказаться, послать его. Если он издевается и потом будет использовать это против меня, то я не хочу плясать под его дудку, как бы сильно ни чувствовала себя виноватой. А затем смотрю ему в лицо, изучаю его родинки, пухлые губы и… рвано вздыхаю. Он искренне просит, без подвоха. Я отвлекаюсь на шорох – видимо, Роксана переобувается. Следом звучит хлопок входной двери, и я… я начинаю читать Нику стихотворение Эдуарда Асадова, которое любила с самого детства.