Я с легким стуком врезаюсь лбом в его лоб и пытаюсь задушить Андрея в объятиях. Это так хорошо – просто говорить, просто делиться друг с другом. Мне легче дышится от переполняющего меня счастья.

– А потом был целый день, – перечисляет он. – И еще одна ночь. И продолжать можно было бесконечно. Прерываться на работу и снова продолжать. В какой-то момент, когда ты ушла, я не сразу понял, что вообще произошло, и по инерции захотел еще. Мне как будто… было непонятно, зачем вообще тебе уезжать, если это просто нерациональная трата времени. Вылавливать тебя в бюро – это отвлекаться от работы. Дом вполне мог быть нашей территорией. И в одно мгновение меня внезапно осенило – показалось, что это логичнее всего в моей жизни. Я могу не работать, когда дома, я могу копить энергию. Могу перестать выкладываться там, чтобы порадовать посторонних людей, и выкладываться тут, чтобы радовать тебя. Ведь так?

– А ты не боишься, что… тебе надоест? – Я скидываю с себя его руки и, толкнув в грудь, укладываю Аполлонова на лопатки, чтобы оказаться сверху. Конечно, только потому, что он мне это позволяет. – Не боишься, что пройдет синдром отличника и…

– И все просто придет в норму. Наконец. Мы даже, быть может, будем успевать поесть. – Андрей, к моему удивлению, не кажется напряженным, пока я вглядываюсь в его лицо в поисках каких-то знаков. Он смеется в ответ, и это успокаивает. – Эй, Ань, нормальные люди не проводят сутки в постели. Это проходит после первого месяца гормонального всплеска. Дальше они нормально живут годами. Просто раньше я ни с кем не проводил так много времени. Ты заставила меня забить на работу на целых три ночи! Три! Я никогда не отрывался дольше, чем на пять часов.

Я наклоняюсь ближе, почти ложусь на Андрея, зависнув над его губами. Его ладони, как будто непроизвольно, скользят по моим бокам вверх и вниз, а глаза тем временем темнеют, словно он вспоминает что-то непристойное. Видимо, с моим участием.

– Нет, я утрирую, конечно. Отрывался, но уж точно не ради секса. И я определенно доволен результатом. За эти три ночи я впервые задумался о том, что хочу жить своей жизнью, а не сдохнуть в бюро. Понимаешь?

Я понимаю.

Потому что впервые за долгое время сама не думала о домашних заданиях и обязанностях перед друзьями, родными, студенческим комитетом и прочем, прочем, прочем. И мне тоже это безумно понравилось. Точка.

– Мы привыкнем, и у нас найдется время на все остальное. Главное, как выяснилось…

Он смолкает, а я ищу ответ в его странно проникновенном взгляде.