Она пытается возразить и вставить слово, но я вновь ее перебиваю, потому что хочу это сказать.
– Правда прости. Ты сама знаешь, я… перегнула. Местами.
Вспоминаю нашу ссору и все слова, что наговорили друг другу. Это было и правда слишком.
– Я хочу, чтобы у нас все было как раньше, – честно признаюсь я.
Роксана внимательно смотрит на меня исподлобья. Молчит. Губы поджаты, напряжена. А потом она наконец улыбается мне, и я судорожно выдыхаю.
– Если расскажешь все грязные подробности про Аполлонова, обязательно прощу! – Она толкает меня в плечо. – Я должна знать все о ваших кабинетных приключениях, опороченных диванах «Аполло Арт» и… да у меня миллион вопросов!
Я закрываю лицо ладонями, потому что смущаюсь. Интересно, когда-нибудь смогу спокойно говорить об Андрее? Или сердце всегда будет выпрыгивать при одном упоминании о нем?
– Да я не знаю, о чем рассказывать, – признаюсь я. – Мы спим, едим, занимаемся сексом и работаем.
– Звучит слишком грустно для той, кто соблазнил секси-профессора с крутым архитектурным бюро в придачу.
Я улыбаюсь. Наконец. А после мы с Роксаной крепко обнимаемся, как в старые добрые времена.
– Вот с бюро, кстати, могут быть проблемы, но… да ладно, – я отмахиваюсь от нее. – Теперь ты на правах члена моей семьи познакомилась с Аполлоновым, и я уверенно могу сказать, что это мой парень, мы влюблены и все у нас будет хорошо.
Роксана, играя бровями, хватает кофейник, а я строго грожу ей указательным пальцем.
– И нет, мы не будем гадать на кофейной гуще! Роксана! Я сказала «нет»! Фу, убери кофе!
Если бы только на нее действовали мои слова.
Ближе к вечеру, когда Андрей набирается сил для поездки за рулем, нас провожают в путь всей семьей, еще и нагрузив с собой еды и алкогольных запасов, которых нам, судя по всему, хватит на пару лет вперед. Аполлонов под одобрительные взгляды Ивановых бережно укладывает драгоценные запасы в багажник, но от пятилитровой тары в виде канистры с чем-то, по словам дяди, похожим на настоящий французский коньяк, вежливо отказывается. Слава богу!
Всю обратную дорогу я стараюсь не слишком глупо улыбаться, но это тяжело. Вчерашний вечер был таким сумасшедше душевным, что я уже мысленно добавила его в избранный альбом где-то в чертогах разума. Мне понравилось, что Андрей в компании моих родителей-художников почувствовал себя на своем месте. Они болтали про живопись, дизайн, архитектуру и чуть не переругались по-крупному из-за импрессионистов. Родители водили Аполлонова в мастерскую показывать нераспроданные остатки выставки и очень долго принимали похвалу.