Риггс

Я не ожидаю, что она откроет дверь своего гостиничного номера, когда я постучу, но все равно пробую.

На сообщения не ответила. Звонки проигнорировала.

Ее не было в паддоке, когда я закончил общаться с журналистами. Затем был командный разбор полетов. А после мы с Омаром обсудили несколько важных вопросов. Встреча за встречей, и все, о чем я могу думать, – это где, черт возьми, Камилла и что, черт возьми, произошло.

Или мне все это мерещится, и я делаю из мухи слона?

Но вот он я, в пустом коридоре отеля. Команда ушла праздновать, а я не смог. Мне нужно было быть здесь. Мне нужно знать, что происходит.

На мой первый стук никто не отвечает.

Я хочу крикнуть ей, чтобы она открыла. Что я никуда не собираюсь уходить. Но если кто-то из членов команды вдруг решит вернуться в номер, я не хочу выглядеть как брошенный любовник, пытающийся вернуть расположение девушки.

Поэтому я поступаю следующим образом. Я фотографирую себя, стоящего у ее двери, в одиночестве, и отправляю сообщение:

«Я никуда не уйду. Либо впусти меня, либо команда найдет меня сидящим у твоей двери. Потом придется объясняться».

Проходит несколько секунд.

Может, ее там и нет.

И как раз в тот момент, когда я собираюсь уходить, слышу, как щелкает замок, и дверь открывается, затем ее шаги удаляются.

Я вхожу в ее номер. Он точно такой же, как у меня. Никто не скажет, что «Моретти» экономит на размещении своих пилотов и обслуживающего персонала. Она сидит в маленькой гостиной. Ее босые ноги лежат на столе. Голова откинута на спинку дивана, глаза закрыты.

Она – воплощение прекрасной меланхолии. Спокойной силы. Невысказанного отчаяния.

И я, черт возьми, не знаю, как к ней подступиться. Но я должен попытаться.

Я сажусь на стол рядом с ее ногами, поднимаю их и кладу себе на колени. Мне нужно чем-то занять руки, и я начинаю их растирать.

Сначала она напрягается, но потом тихо стонет. Ее глаза все еще закрыты.

– Ты хочешь поговорить об этом?