Кто это? Чье лицо мне нужно набить? Чье тело нужно похоронить?

И тут меня осеняет мысль.

Это другой гонщик? Один из этой банды из двадцати братьев?

Господи Боже, мать твою.

Когда это случилось?

Я проглатываю все, что хочу от нее потребовать. Успокойся, Риггс. Твой гнев – последнее, что ей нужно, учитывая, что она и так расстроена.

– Расскажи только то, что хочешь. – Это самые трудные слова в мире, поскольку я хочу потребовать, чтобы она рассказала мне все. Хочу вытрясти из нее ответы. Но я сохраняю хладнокровие.

Она молчит еще немного. Ее дыхание ровное и размеренное.

– Ты прав.

В какой части? В чем?

– Мне было почти девятнадцать лет. – Она делает паузу. – Это был мой отпускной год. Я была… в общем, молодая и богатая, и мне не нужно было беспокоиться о завтрашнем дне. Звучит нелепо, но это правда. Я жила на трассе. Пропадала в паддоке во время гоночной недели. Среди нас образовалась группа друзей. Я была самой младшей, но они не возражали. Ребята были взрослые, работали в разных командах и путешествовали по миру. У нас был свой странный кружок, в котором мы крутились. Никто нас особо не понимал. Мы сблизились. Тусовались в свободное время. Ходили по всяким барам, клубам в свободное от работы время.

– Он пилот, Камилла?

Я должен спросить. Я не был бы собой, если бы не спросил. И я чертовски горжусь собой за то, что не произнес ни слова об убийстве.

Она смотрит в потолок и игнорирует мой вопрос.

– Мы все ходили гулять. В общем, как-то раз пошли в клуб. Выпивали. Было весело. Я чувствовала себя в безопасности. – Она впервые встречается со мной взглядом. – Это я запомнила лучше всего. Я была со своими друзьями и чувствовала себя в безопасности.

А затем она снова принимает свою позу, уставившись в потолок. Она просто не может смотреть на меня, пока говорит об этом.

Это словно загоняет мне в живот нож.