И все равно не стоило так жестко… Просто не нашел мягкого способа сказать об этом. В среду, после разговора с Жасмин, Том промолчал о смене лечения. Просто перевел тему. В четверг сделал то же самое. Сегодня пришлось признаться – и это далось тяжелее, чем он предполагал. Каждую секунду его разрывало изнутри, но отступать было некуда.

Кэтрин нельзя лезть в его лечение не потому, что он против. Господи, да он готов заставить Жасмин каждую неделю присылать Кэтрин все обновления на электронную почту, если бы это было правильно. Вот только это не приведет ни к чему хорошему: сейчас в Кэтрин слишком силен страх, который появился после смерти пациента. Она до ужаса боится передозировки препаратами, и не зря: Том специально уточнил у Жасмин, опасно это или нет.

Разница между ними в том, что он готов на этот риск. За три месяца поноса, рвоты и постоянной слабости он надеялся, что дело хотя бы сдвинется с мертвой точки, но пока им удалось достичь только стабилизации. Том уже ненавидит это слово не меньше, чем пресловутое «бороться».

Он до смерти устал бороться, он вообще не чувствует себя борцом. Он – кукла-блевунчик, которую шатает от любого порыва ветра. Если благодаря риску чертова опухоль начнет хотя бы немного скукоживаться, Том готов его принять. Иначе проще сразу в петлю залезть, чтобы никого вокруг себя не мучить.

После «Докеби» он сворачивает в пиццерию. Заказывает самую вкусную пиццу по версии Кэтрин – «Маргариту» – в форме сердца и возвращается в машину, чтобы подождать оба заказа. Лето в Нью-Йорке уже вовсю вступило в свои права: жарко, как в микроволновке. Горячий воздух, застывший в проходе между высотками, окончательно убивает возможность и желание думать.

Том чувствует себя куском желе, в котором плавают чудом уцелевшие кости. В его жизни все становится сложно: теперь от братьев приходится скрывать не только рак, но и жену. Та не слишком счастлива от данного факта, и это очередной повод для серьезных разговоров и ее безмолвного сожаления. Хорошо, хоть от самой Кэтрин ничего скрывать не нужно: она, конечно, бесится, но способна его понять.

А еще чертовы изобретения стоят на месте. Ни одной идеи, даже самой паршивой… Том откидывается на спинку сиденья и задирает голову к розовому закатному небу.

Поездка на концерн оказалась более впечатляющей, чем он ждал. Чертовы немцы на пару шагов впереди американских компаний в своих разработках. Тому не везде дали сунуть нос, но то, что он успел заметить, – это не просто будущее. Там сплошная футуристика, а ведь сейчас всего лишь две тысячи восемнадцатый. Если так пойдет, за десять лет индустрия так вырвется вперед, что «Феллоу Хэнд» останется только бежать вслед уходящему поезду со своими «Джей-Фанами» и «Про-Спейсами».