– Ты уходишь, обоссав ему постель, пока он думает, что довел тебя до сквирта, и это – пруд пруди, – говорит Зои себе под нос.

Стоп. Все не то. Нельзя дать мыслям увести ее черт знает куда. Сколько в Центральном парке прудов? Озеро, водохранилище Джеки Кеннеди, пруд Консерватории, что там еще-то?

Точно, пруд Тертл! Он как раз посередине парка, но Леон говорил про безлюдное место…

Когда Зои бросает машину перед его домом, портье смотрит на нее со странной улыбкой, но парковщик с готовностью забирает ключи. Привилегии богатого бывшего: он настолько не обращает внимания на такие мелочи, что даже не сообщил управляющей компании больше не пускать Зои.

Ну, ему же во благо, она не потеряет время на парковку.

К ночи посетители парка рассасываются по всему Манхэттену, оставляя после себя только главный признак массовых гуляний – мусор. Зои пробирается к пруду почти наугад, пытаясь вспомнить, что именно Леон говорил о театре. Его место со стороны театра или наоборот? Боже, как же сложно жить такой тупице.

Вот он, в конце тропинки. Пруд Тертл, добрый вечер. Теперь, видимо, нужно бежать вокруг него, чтобы найти Леона. Если тот вообще здесь.

Зои поворачивает налево и идет вдоль воды минут десять, прежде чем ей преграждает дорогу невысокий забор с табличкой «Прохода нет». В голове тут же начинает звучать голос Леона, такой теплый и близкий…

«…Если перепрыгнуть через забор, можно найти в глубине деревьев старую лавочку».

Торопясь внутрь, Зои все равно вспоминает оглянуться, прежде чем перемахивать на запретную зону. Это должно быть где-то здесь: вот они, старые узловатые деревья, но не следует убегать вглубь – нельзя терять шум воды.

Лавочку она находит быстро и облегченно выдыхает: он здесь.

Леон в запачканных джинсах и уже не очень белой футболке лежит прямо на ней, вытянувшись во всю длину, и его глаза, лишенные очков, бессмысленно смотрят в небо. Зои даже напрягается.

– Ты жив? – аккуратно спрашивает она.

– Во-о-о-оу, – пытается скосить глаза он. – З-зои з-здесь. З-значит, я мертв.

Голос у него невозможно пьяный, и трудно поверить, что он еще может составлять грамматически верные предложения.

– Не говори глупостей. – Сложно скрывать радость: она нашла его. С первого раза. – Пойдем, отведу тебя домой.

– Н-н-н-н… – мычит он. – Н-нет.

– Боже, Леон, я не знаю, что такого случилось, но…

– Ангел, – вдруг глупо улыбается он, – я за тобой не пойду. У меня еще племя… ник. Ница. Кто-то из них.

– Что ты несешь-то, а.