– Я даже не подумала, как они добирались. Вот я дура. Прости, что толком тебя не поблагодарила.

Тишина.

Я вцепилась в руль и всю дорогу молчала.

Меня хотели продать.

Половина товарищей по команде считала меня дешевкой.

Идиот на пассажирском сиденье оплачивал людям билеты на самолет, чтобы они забесплатно поработали на моих молодежных сборах.

Еще я была немного в-л-ю-б-л-е-н-а в того же идиота, хотя, если честно, скорее, очень даже влюблена. Детские чувства вернулись в полную силу. К тому же я себя знала: полумеры меня не устраивали.

А этот идиот хотел уехать в конце сезона.

Черт, да что такое творилось? Все, над чем я работала и к чему стремилась, вдруг решило от меня убежать.

И что теперь делать?

При мысли об этом защекотало в носу.

Мы подъехали к его дому и припарковались, но слова все не шли и не шли. Хотелось плакать; очень хотелось, но уж точно не у него на глазах.

Опустив взгляд, я пошла за немцем к двери, где нас уже ждал Франц. Но стоило оказаться в прихожей, как в горле встал удушливый ком, и я поняла: нужно бежать. Срочно.

– Где у тебя ванная? – спросила я голосом, который даже мне показался странным.

– Первая дверь на втором этаже, – донесся издалека его голос. Значит, он успел отойти.

– Я ненадолго, – соврала я, уже развернувшись к лестнице, лишь бы поскорее сбежать.

Успев два раза вытереть текущий нос, я добралась до ванной. Даже не стала включать свет – просто плюхнулась на край шикарной ванны, которую можно было оценить в другой раз, когда моя жизнь не разваливалась на части.

Меня хотели продать, потому что я с кем-то подружилась.

Я судорожно икнула. «Не реви, не реви, не реви. Не смей, Сэл. Только, черт возьми, попробуй».

Я продержалась еще секунд тридцать, но потом тело сотряс всхлип. Затем еще один, и еще. К пятому я, сгорбившись, прижала ладони к лицу. Я редко плакала. Обычно старалась заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от того, что меня настолько расстроило. Как говорила мама, в жизни очень мало вещей, из-за которых стоит плакать.