Нет слов, как мило!

И непонятно.

– У нас три варианта на выбор: снятые в девяностых «Сумеречная зона» и «Огонь в небе» или, как я понимаю, документалка об охотниках на снежного человека. Что скажешь?

Я даже не стала думать!

– Если смотреть про снежного человека, то с походами можно завязать. Мы ночуем на открытом воздухе, и если не хочешь, чтобы я ревела полночи, то «Огонь в небе» исключается…

Он засмеялся – басовито, хрипло, маняще.

– Давай «Сумеречную зону»!

– Ты действительно хочешь ее?

– Можем смотреть «Огонь в небе», но если я обсикаюсь, то ко мне без претензий – нюхай сам.

– Ну уж нет!

В его голосе определенно слышались веселые нотки.

– Вот и я о том же.

Он повернул голову и посмотрел на меня.

Теперь, когда я лежала к нему так близко и его рука почти касалась моей груди, что-то во мне успокоилось. Я лежала на боку, подпирая голову рукой и глядя на экран.

Но он включил фильм не сразу – его взгляд упирался в какую-то точку на стенке палатки.

Мне не хотелось спрашивать, на что он смотрит.

И не пришлось, потому что взгляд серых глаз переместился на меня, и улыбка, которая была на губах мгновение назад, исчезла.

– Ты напомнила мне маму, – ровным голосом сказал он.

Маму, которую он не любил? Я поежилась:

– Извини.