– Я не могу, – отвечаю я.
Она хмурится.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мы вместе и он говорит мне что-то приятное, я твержу себе: «Давай, Майя, ответь на комплимент, тебе есть что сказать, скажи ему, скажи ему». Но внутри как будто блок. Я не могу вымолвить и слова. А потом мы меняем тему – и все, шанс упущен.
– То есть ты держишь все это в себе?
– Да. Нет. – Не хочу в этом признаваться, но деваться некуда. – Иногда я это записываю.
Лиза недоуменно смотрит на меня, и я тянусь к блокноту на прикроватной тумбочке.
– Если я не могу выразить что-то вслух, я это записываю. Вот почему всегда беру его с собой. Это помогает мне справиться с переживаниями. Я писала о своей сестре, о маме, а также о Лиаме. Очень много. Но он об этом не знает.
Конечно, если бы я отдавала себе в этом отчет, я бы ни на секунду не сомневалась в своих чувствах к нему. Я абсолютно честна с собой, когда пишу. Я ничего не утаиваю. Даже то, что пугает меня больше всего.
Лиза смотрит на блокнот, который все еще закрыт, а затем переводит взгляд на меня. На ее лице написано понимание.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя? – начинает она, и мне тут же становится ясно, к чему она клонит.
– Ты хочешь сказать, что я была несправедлива к нему?
Лиза осторожно кивает.
– Нельзя говорить так и позволять ему думать, будто ты ничего не чувствуешь. Он не заслуживает, чтобы ему лгали.
Она права, но это все равно сложно. Я снова поднимаю взгляд на потолок. За последние несколько недель оттуда упало еще несколько звезд, но большинство из них все еще на месте. Это те же самые звезды, на которые несколько лет назад смотрела Майя – та, что еще не знала, что такое страх.
– Как ты думаешь, что бы она тебе сказала? – спрашивает Лиза. – Твоя сестра.
И я прекрасно знаю ответ.
– Она назвала бы меня трусихой за то, что я ушла от того, кто меня любит.