Маркос прищурился и ответил:

– Так получилось, что этот друг – девушка. Старая подружка… – Он представил Надю и то, как она выглядела во время фотосессии в садах, как солнце играло на ее коже, как ее лицо сияло, и не смог сдержать улыбку.

– Она та самая? – спросил Сантьяго.

Маркос серьезно задумался, а затем кивнул.

– У нас были очень страстные отношения, когда мы были совсем молодыми. Теперь у меня появился второй шанс с ней. – Слова вертелись у него на кончике языка, он наконец-то осознал то, что знал всю свою взрослую жизнь. – Да, она та самая, единственная.

Произнеся это вслух, он почувствовал, что стальные путы, которые давили на его сердце, наконец-то исчезли.

– Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, – пообещал он.

– Просто скажи мне, она единственная в своем роде? – спросил Сантьяго.

Маркос поиграл бровями.

– Единственная в своем роде? Она незабываемая.

Сантьяго рассмеялся и махнул Маркосу рукой.

– Тогда иди уже, ковбой. Не заставляй свою даму ждать.

Не раздумывая, Маркос попрощался, взял бутылку вина из подвала и направился в квартиру Нади. Их с Надей песня гремела на английском радио.

Он зашел в ее любимое заведение быстрого питания и купил два персиковых коктейля с картошкой фри и соусом фрай. Он почти чувствовал вкус ее губ, впитавших сладкую прохладу мороженого, и его сердце затрепетало. Они могли бы выпить вина после…

После того, что бы там ни случилось.

Впервые за все время, сколько он себя помнил, Маркос бежал не от своего счастья, а навстречу ему. Голубой хвост падающей звезды пронесся по фиолетово-синему небу.

Он чувствовал, что его мама одобряет.

Это был знак.

Маркос припарковался у обочины, чтобы его машину не отбуксировали. Он не хотел, чтобы самые счастливые выходные его жизни были чем-нибудь омрачены.

Он несколько раз перепроверил адрес, и когда увидел ее «субару», припаркованную под навесом, то понял, что приехал куда нужно. Маркос поднял голову, ища взглядом ее квартиру, и вдохнул полной грудью аромат роз, цветущих на живой изгороди. Он надеялся, что этот аромат придаст ему смелости и ясности ума. Он не хотел ничего испортить.