Рука Богдана на моем плече на мгновение останавливается. Всего лишь на секунду. А потом он вновь проводит по нему.

– Каждый день меня унижали и оскорбляли. Я никогда не слышала слов любви, не чувствовала себя желанной. Знаешь, порой мне даже кажется, что воспоминания об отце становятся ненастоящими. Они стираются из памяти. Он так мало был со мной, я хочу его помнить, но мать настолько тщательно вытесняет его из жизни, что все становится неправдой.

– Нет, Мира. – Богдан касается моего лба губами. – Он здесь.

Я киваю.

– Мне так хотелось, чтобы он навсегда остался со мной. – К глазам подступают слезы.

У меня остались лишь крупицы воспоминаний, и я тщательно храню их, но порой начинаю забывать, каким он был.

– В один из самых паршивых дней я встретила Макса. И это стало лучшим, что случилось со мной за многие годы. Он словно вытащил меня из тьмы, в которую мать отчаянно пыталась меня вогнать. Макс постоянно смеялся, и я не могла устоять, чтобы не улыбнуться. Не знаю, как у него это получается, но, когда он улыбается, я всегда улыбаюсь в ответ, даже если не хочу этого делать. Он видел, что дома мне тяжело, поэтому часто приглашал к себе, а его родители приняли меня как родную. Никогда прежде я не встречала таких людей.

– Да, у вас потрясающие родители. Они прикрывали нас с сестрой.

Я улыбаюсь, представляя, как мама и папа выручают Макса, Богдана и Вику из очередного происшествия. Они всегда и всем помогают.

– Спустя примерно год после смерти отца мать пришла домой и сказала, что выходит замуж. Я была в шоке. На нее мне было точно так же плевать, как и ей на меня, но я не могла представить, что в нашей квартире будет жить другой мужчина. Ведь это наш дом, и если в нем нет вещей папы, это еще ничего не значит. Но ей было все равно. Она вышла замуж и притащила его к нам.

– Он сразу начал к тебе приставать? – напряженно спрашивает Богдан.

– Нет. Он проявлял заботу. Делал то, чего не могла она: водил в парк, покупал сладости, интересовался, как у меня дела. Однажды даже пошел в школу, когда одна из девочек назвала меня сироткой и я вспылила. Сказал, что все решит, и сделал это. Все стали думать, что он мой отец. Несмотря на всю заботу, я не смогла его так называть. Боль от потери папы была слишком свежа. Но он и не настаивал. А потом что-то изменилось.

Я вздрагиваю, вспоминая те дни.

– Его прикосновения стали более настойчивыми, а взгляд – пристальным. Он мог зайти в комнату и наблюдать, как я делаю уроки, или просто обнять меня, но в этих объятиях чувствовалось что-то отталкивающее. Так как мать всегда ненавидела меня, то я не знала, правильно это или нет. Мне было двенадцать, и после ее холодного отношения его прикосновения казались чем-то обжигающим. И все же мне не хотелось чувствовать их вновь, и я начала отстраняться. Я стала больше времени проводить у Макса дома. Его родители всегда радовались мне, и был такой контраст между тем, что творилось у нас дома, и теплом, которое я испытывала у них.