– Так вот как сильно тебе это нравится. Ты уже такая влажная.

– Боже, Гай… – стону я, выгибая под ним спину. – Не останавливайся. Пожалуйста, только не останавливайся…

– Думаешь, машина достаточно романтична для этого?

– С тобой везде будет романтично, – хриплю я. – Даже сделать это в каком-нибудь гадюшном туалете.

Его лицо искажается в отвращении:

– Перебор, милая.

Я хохочу над этим, хотя его рука всё ещё у меня под нижним бельём, касается сокровенной части меня, а я приподнимаю бёдра навстречу ему. Но Гай вдруг прижимает меня к сиденью, заставляя лечь ровно.

– Не торопись. Ты должна быть достаточно возбуждена, чтобы я не сделал тебе больно.

– Думаешь, сейчас я недостаточно возбуждена? – возмущаюсь я, задыхаясь. – Я готова, Гай…

– И всё же пока рано.

Он притягивает меня за бёдра ближе к себе, хватая мои ноги за ляжки и раздвигая их сильнее. Я обхватываю ими его, чтобы не разрывать контакта, чтобы оставаться ближе. Гай снимает кольца одно за другим и откладывает на переднее сиденье. Цепочка на его шее касается моей шеи.

Стёкла машины уже запотели. За ними не видно ничего, кроме мутных бликов горящих фонарных столбов вокруг нас и света из окон. Не слышно и никаких других звуков, кроме нашего дыхания и шума крови в моих ушах.

– Скажи, что ты моя, Каталина, – шепчет Гай мне в ухо. Его рука, лишённая колец, на моей промежности.

– Я твоя, – отвечаю я громче, чем он.

– Полностью?

Он вдруг вводит один палец. Я едва не вскрикиваю, но вместо этого еле отвечаю:

– П‐полностью…

– И тебе нравится то, что я делаю сейчас с тобой?

– Д‐да… Мне оч-чень нравится… Гай, боже…

Он вводит второй палец.