– Я всегда беспокоюсь о тебе. – Длинные волосы разлетаются по краям шляпы. Как бы я хотел видеть ее лицо. Прочитать ее эмоции. У Джун всегда все на лице написано – и так было всегда. – Ты знаешь об этом.

– Ну, в этом нет необходимости. Я в порядке.

– Правда?

– Да.

Я прикусываю губы, подбирая слова. Вздохнув, говорю:

– Твой папа мне вчера не то говорил. Он сказал, что у тебя панические атаки. Кошмары. Обострение астмы.

– Он так сказал? – Джун тяжело вздыхает, наконец поднимаясь на ноги. Она поворачивается не сразу – вместо того опускает голову, роняет садовый инструмент и обхватывает себя руками, словно обнимая. Когда лицо Джун наконец предстает передо мной, она снимает шляпу, отчего волосы рассыпаются по плечам. В ее глазах начинают мерцать слезы: светло-голубые кристаллы в летней дымке. – Он преувеличивает.

– Он сказал мне, что нашел тебя плачущей на полу моей спальни, свернувшейся калачиком.

У нее учащается дыхание, зрачки расширяются. Она качает головой:

– Нет, это… это было несколько недель назад. Сейчас мне лучше. Я в порядке.

– Джун… – Я тянусь к ее лицу, но она отстраняется. – Джун, пожалуйста. Я ушел, так как думал, что своим постоянным присутствием причиняю тебе боль. Я думал, это то, что нужно тебе, но… – Я тяжело вздыхаю, опустив руки. – Я сказал, что не могу быть тем, что тебе нужно, но я солгал. Правда в том, что я не хотел быть тем, что тебе нужно. Я думал, что у меня не хватит сил. И мне жаль. Я так сожалею об этом.

У Джун подрагивает нижняя губа, но она не тянется ко мне. Даже когда по щеке катится слезинка, она просто продолжает стоять.

– Я в порядке, – повторяет она, словно пытаясь убедить саму себя.

– Хорошо, – киваю я. – Но если тебе будет плохо, я обещаю, что буду рядом. В следующий раз я буду сильнее. – Я блуждаю взглядом по ее поцелованным солнцем скулам и подрагивающим пухлым губам. Кажется, она старательно впитывает каждое мое слово. – Я буду настолько храбрым, насколько тебе нужно, Джун.

Она прикусывает губу, чтобы остановить дрожь, а затем отворачивается от меня.

Между нами повисает плотная тишина. Я гляжу на нее сверху вниз, тогда как она смотрит куда угодно, только не на меня. Она снова обнимает себя, как будто ей холодно, хотя на улице почти тридцать градусов.

Наконец Джун слегка кивает:

– Спасибо.

Потом она наклоняется, подхватывает шляпу, оставляет работу во дворе и проносится мимо меня в дом. Она не прощается. Она больше ничего не говорит.