Я бросил ее.

– Брант.

Обеспокоенный голос Кипа возвращает меня к реальности. Мой взгляд затуманивается от слез, когда я смотрю на него. Я делаю тяжелый вдох, наполненный сожалением.

– Думаю, я облажался, Кип.

Он смотрит на меня с сочувствием, и я так рад тому, что в его взгляде нет ни капли жалости.

Я бы не вынес этого.

– Ты сделал то, что должен был сделать, – говорит он.

Я качаю головой:

– Сделал это для себя. Я был эгоистом.

– Горе само по себе эгоистично. В этом нет ничего постыдного. – Кип вздыхает, плечи опускаются, когда он делает небольшой шаг вперед. – Послушай… каждый реагирует на травмирующее событие по-разному. Нет правильного или неправильного пути к исцелению. Некоторым людям нужно время и уединение, чтобы все пережить, погоревать в одиночестве, а некоторым, таким как я, нужно оставаться чем-то занятыми. В социуме и полезным.

– Есть неправильный путь, – возражаю я, переводя взгляд на Джун, она возится в траве, склонившись над цветочной клумбой. – Неправильный путь – это путь, который тянет других людей вниз вместе с тобой.

– Нет. – Он качает головой, оставаясь непреклонным. – Ты не несешь ответственности за то, как другие реагируют на то, что нужно тебе.

Я позволяю его словам просочиться внутрь, дабы заполучить крупицу спокойствия.

Мои намерения были чисты.

Я не пытался причинить кому-то боль – я делал все, чтобы Джун не затянуло, куда не надо: у меня не хватало душевных сил, чтобы бороться со своим горем от потери Тео и мукой такой любви к Джун, о которой я никогда не должен был даже думать.

Этого всего было слишком много.

Этого было слишком, черт побери, много.