Светлый фон

Поэт и художник – идеальная пара? Первое время мы с Эмили поддерживали друг друга в начинаниях, но порой я стал замечать, что ее достижения приносили мне неприятное стремление стать лучше ее. Мы были творческими людьми, в таком кругу мог выжить только один: тот, кто больше работал и совершенствовался, имел больше шансов реализовать врожденный талант.

После того как я окончательно распрощался с живописью, я стал прислушиваться к своему внутреннему голосу, который то и дело твердил мне одно и то же: «Ты заслуживаешь большего, чем она. Разве тебе нужна та, кто будет лучше тебя во всем?»

«Ты заслуживаешь большего, чем она. Разве тебе нужна та, кто будет лучше тебя во всем?»

Мне приходилось бороться с собственным разумом. Я мог часами сидеть в углу мастерской и разговаривать сам с собой, сходя с ума от этих посторонних голосов в своей голове.

Я видел в Эмили воплощение своей Музы, которая сумела отыскать меня среди этой тьмы. Я не хотел, чтобы она привязывалась ко мне. Она должна была исчезнуть, упорхнуть, как птица, жаждущая свободы и спокойствия. Моя Лилу не сторонилась меня и моих изъянов, наоборот, искала в них свою покалеченную правду. Ее крылья были так юны и хрупки, что в один момент я сумел их сломать.

Она была предана мне с первой встречи. Всегда.

Но я сдался, когда ее стихотворения так и не нашли своего приюта, который мог привнести в ее жизнь маленькое счастье, победу, к которой она так долго шла.

 

 

Сегодня впервые за долгое время я провел ночь у себя дома. Я настолько отвык от своей комнаты и родных стен, что все вокруг казалось таким чужим. Я проснулся от настойчивого стука в дверь.

– Стэнли, ты уже проснулся? Если не встанешь сейчас, то пропустишь выпускной, – пробормотала мама, когда бесцеремонно вошла ко мне. – Отец уже давно ждет тебя, чтобы поехать в «Уэстчестер» за смокингом.

– Дайте мне пару минут, – неохотно произнес я.

Впервые за завтраком меня не раздражали разговоры родителей, не заботил скрежет столовых приборов, бьющихся о посуду. На удивление я чувствовал себя лучше. Наверное, так я радовался последнему дню в Уайт-Плейнс. Единственное, что наводило на меня тоску, – наше с Эмили будущее. Она долгое время провела в Сиэтле, поэтому я не смог устроить ей красивое приглашение. При входе в школу выпускники поставили складной стол вместе с небольшой тумбой, на которой стоял огромный стеклянный шар с билетами на бал. Украшенные ленты и вывески предстоящей темы «Голливуд» были развешаны чуть ли не на каждом углу. Я купил два билета по пятьдесят пять долларов, на которых были вписаны имена: Стэнли Фриджерс и Эмили Диннер.