– Это совсем не так. Нам хорошо вместе. И он стал другим. Любовь способна изменить человека, – проговорила Эмили, пытаясь скрыть свое счастье, так и вырывающееся наружу.
Это совсем не так. Нам хорошо вместе. И он стал другим. Любовь способна изменить человека,
– Я так не думаю, Энджел. Он остался прежним, как художник точно. Его творчество непонятно окружающим. Оно пугает своим унынием и мрачностью.
Я так не думаю, Энджел. Он остался прежним, как художник точно. Его творчество непонятно окружающим. Оно пугает своим унынием и мрачностью.
Судьбы несуществующих героев насмехались надо мной, а проскальзывающие диалоги и вовсе пытались запутать в действительности. Все, что происходило на этой сцене, словно было отражением другого мира, где существовали наши двойники, но с иным финалом. Наш с Эмили роман переписывался прямо здесь, показывая вторую трагичную концовку.
Героиня Эмили медленно умирала на этой сцене. Ее душила любовь, но Энджел до последнего верила, что это чувство является исцелением. Наивная, полная надежд девушка угасала прямо на глазах.
Она сидела в кресле и держала в руках книгу. Накинутая сверху вуаль душила ее, а белоснежная кожа показывала болезненность и подавленность. В глубине души я знал, что она еще сражалась.
– Прошу, передай, что я нуждаюсь в нем. Каждый день меня терзают сомнения. Я готова простить все, что он сделал. Он должен быть рядом со мной, – произнесла Эмили. Так, будто лишилась всех чувств.
Прошу, передай, что я нуждаюсь в нем. Каждый день меня терзают сомнения. Я готова простить все, что он сделал. Он должен быть рядом со мной,
– Тише-тише. Ты не должна быть с тем, кто покинул тебя, милая. Это его решение. Он должен сам все понять, – утешала ее Хизер, но все равно осознавала, что это не так.
Тише-тише. Ты не должна быть с тем, кто покинул тебя, милая. Это его решение. Он должен сам все понять,
– Но это конец. Конец всему, что между нами было.
Но это конец. Конец всему, что между нами было.
– Ты можешь ждать его возвращения или быть счастливой.
Ты можешь ждать его возвращения или быть счастливой.
Я сильнее вжался в сиденье, чтобы пропасть. От меня осталась лишь тень, блуждающая по залу в гордом одиночестве. Чем дольше я смотрел на Эмили, тем сильнее мне жгло глаза от слез.
Тот день пронесся у меня в голове. Все эти годы я даже не догадывался, какую боль причинил этой девушке, той, которую любил. Если это вообще можно было назвать любовью. Эта боль, похожая на тяжесть, давила на меня. Я вздрогнул, когда ощутил ее. Я даже не пытался что-то исправить, просто оставил ее одну.