— Именно, — смотрит на меня, — условный. Это значит, продолжай вести жизнь, которую вел до этого!

— Ты ведь знаешь, что это не так. Богдан сейчас находится на лечении в клинике. Ему наверняка непросто сейчас постепенно осознавать, что он наделал, и думать, как ему дальше жить. Он там один, борется и сражается со своими демонами, среди которых есть ты — его лучший друг, не сказавший ему ни слова и ни разу не взглянувший ему в глаза. Нравится тебе это или нет, но пока он изолирован и приводит себя и свое здоровье в порядок, я буду говорить о нем, напоминать и желать услышать от тебя что-то хорошее в ответ. А потом, когда он вернется, ты встретишь его и вы поговорите. Я знаю, что ты зол на него и были минуты, когда ты его ненавидел. Но прошу тебя, постарайся обуздать свой гнев и обиды, потому что Богдан не какой-то мимо проходящий человек. Я знаю, что он важен для тебя. Пообещай мне, что постараешься.

— Зачем это тебе?

— За тем, что я люблю тебя. И я не слепая, Аверьян. Ты злишься, но всё равно беспокоишься о нем. Чтобы оставить его и забыть всё, что вас связывало, нужны годы и огромные расстояния. Возможно, для этого потребуется целая жизнь. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, и дружба является неотъемлемой частью конкретно твоего счастья.

— Мое счастье — это ты, — говорит он, крепче прижимая меня к себе.

— И больше тебе ничего не надо, я угадала? — смеюсь, перебирая пальцами его волосы.

— Именно.

— Ну и упрямец же ты! И ладно. И с этим я справлюсь.

— Я в этом не сомневаюсь. Ты не замерзла?

— Как я могу замерзнуть, когда ты горячее огня? — Прильнув к его теплым губам, ощущаю подступающее возбуждение внизу живота. — Хорошо, что все разъехались и мы одни в целом доме. Я могу делать с тобой всё, что захочу даже здесь.

— Я не против.

— Я чувствую, — смеюсь, продолжая покрывать его колючее лицо поцелуями. — Точнее, это чувствует моя нога. И уже минут десять. Ты возбудился сразу, как только меня увидел?

— Ты спрашиваешь о сегодняшнем дне или о том, когда мы впервые встретились?

Придерживая плед, поднимаюсь на ноги, а потом просовываю каждую под изогнутый подлокотник, и снова сажусь на Аверьяна.

— О-о, — притягивает он меня к себе, — ты хочешь сделать это в своей невинной и волшебной беседке, да?

— Да, — целую его шею и заманчиво двигаю бедрами. — С тобой мне нравится нарушать правила и предаваться страсти там, где этого делать не стоит. Боже, ты такой твердый, — смеюсь, вспыхивая, как спичка. — Мне даже больно немного. Кажется, мне пора расстегнуть твои штаны.

— Вперед, девочка, только ничего не изменится, — говорит он, когда мои руки разделываются с ширинкой и пуговицей. — Тебе всё равно будет больно.