– Джесси! – строго восклицает папа, спускаясь по ступенькам. – Прекрати сейчас же.
Я смеюсь.
– И с чего это люди, которым всегда было плевать на мою жизнь, вдруг стали так чертовски ко мне внимательны?
– Мне никогда не было на тебя плевать, – дрожащим голосом говорит мама. – Я тебя любила. Ты же знала об этом!
– Ты так думаешь? – интересуюсь я. – А ты хоть раз сделала что-нибудь, чтобы показать мне свою любовь? Ты вообще
Я поражаю сама себя: я выкрикиваю каждое слово все громче и громче. Я никогда не думала, что мы когда-нибудь станем это обсуждать. Как вместить восемнадцать лет жизни в один разговор?
– Я продолжала жить, – тихо говорит мама. – Я просыпалась каждое утро и доживала до вечера.
Она качает головой.
– Теперь я понимаю, что нужно было давно обратиться за помощью. Я была такой упрямой, и я ненавижу себя за это каждый день. Просто в моей семье… понимаешь, мои родители считали депрессию не болезнью, а просто слабостью. Я думала, что должна бороться с ней сама.
– Что ты называешь борьбой? – спрашиваю я. – Ты лежала в кровати бо́льшую часть моей жизни.
Мама бросает на папу отчаянный взгляд.
– Я сделала много ошибок, Джесси. Но сейчас я пытаюсь их исправить. Я знаю, ты сама видишь, какой путь я прошла за эти пару месяцев. Лечение нужно продолжать, но мне уже гораздо лучше. Теперь все будет иначе.
– Слишком поздно. – Я слышу свой голос как будто со стороны. Делаю шаг назад и взбегаю по ступенькам мимо отца.
– Давай поговорим об этом? – просит мама срывающимся голосом.
Но для этого уже тоже слишком поздно. Мы не разговаривали все эти семнадцать лет. Мы не разговаривали в прошлом году, кода мама начала лечение и в ней стали происходить крохотные изменения. Мы не разговаривали, когда она снова слегла в постель несколько недель назад. Мы
Я несусь по коридору, пока не оказываюсь в своей комнате.
Захлопываю за собой дверь и падаю на кровать лицом вниз.