Когда я опять меняю решение, он становится на колени и начинает сворачивать ковер.

– Подожди, может быть, все-таки получится его расправить.

Он вздыхает.

– Я так понимаю, мы вычеркиваем дизайн интерьеров из твоего списка возможных будущих профессий?

– Это было грубо, – говорю я и снова поднимаюсь в спальню Мэл.

Я складываю ее одежду в пластиковые корзины, пока Люк снимает со стен фотографии и собирает в коробку безделушки. Мы не переносим в ее новую комнату все подряд, но стараемся взять то, что она точно любит и чего ей наверняка не хватает.

– Спасибо, что все это делаешь, – говорит Люк, вешая на стену фотографию, где они втроем обнимают Сидни.

Я пожимаю плечами.

– Она бы сделала для меня то же самое.

И это правда. Она делала для меня то же самое.

Мой замысел заключается в том, чтобы превратить эту стерильную комнату, ассоциирующуюся с болезнью, в уютный дом для Мэл. Сделать так, чтобы ей было приятно сюда возвращаться. Чтобы она могла чувствовать себя здесь самой собой. Чтобы ее окружали приятные воспоминания. Именно это Мэл всегда и делала для меня.

На перестановку уходит пара часов, но зато теперь мы стоим в комнате, которая пусть и не совсем похожа на старую спальню Мэл – она в разы меньше, – но, по крайней мере, не так сильно напоминает комнату умирающего человека.

Я остаюсь здесь еще на несколько секунд, притворяясь, что осматриваю результат своих трудов, но на самом деле прощаюсь с вещами, напоминающими мне о Мэл. С ее любимым коричневым свитером. С ее фиолетовыми тапками. С подходящим по цвету халатом, почти таким же потрепанным, как та пижама, которая была на мне во время нашего сегодняшнего разговора с Люком.

После того как завтра я расскажу Мэл правду, она больше никогда не позовет меня в этот дом. У меня не останется никаких прав на эти воспоминания, на ее гостеприимство и ее любовь.

Люк наблюдает за тем, как я осматриваю комнату. Когда я ловлю его взгляд, он начинает тереть рукой затылок.

– В холодильнике еще остались кексы, которые мы готовили, – говорит он. – Как тебе такое предложение?

– Мне уже, наверное, пора домой, – произношу я.

Теперь, когда с нашим маскарадом покончено, ему необязательно вести себя со мной мило. Ему необязательно общаться со мной как с человеком, который имеет какое-то значение в его жизни. Как со своей возлюбленной, или бывшей возлюбленной, или сестрой, или лучшей подругой брата. Для него я просто какая-то девушка. По крайней мере, я должна ею быть.

– Мама уже не может помочь мне расправиться с едой. Так что в этой битве я совсем одинок, – говорит он с грустной улыбкой.