— Я думала, что фотообнажение представят исключительно эротикой, от почти невинной до пошлой, — признаётся Соня, завладев несколькими закусочными канапешками. — Искусство эксплуатирует тему секса с незапамятных времён и будет делать на него ставку, пока существует человечество, что умно, логично и совершенно оправдано нашей низменной природой.

— Бам! — Громко щёлкаю пальцами. — Тебе неожиданно устроили разрыв шаблона.

— Да ладно, исповедь и тебя ошеломила, Лусь.

— Ошеломила, не спорю. Зато сразу заставила окунуться в масштаб концепции, искать другие ассоциации и пути воплощения привычного значения, что невероятно приятно. Тот случай, когда рада ошибиться с первоначальным мнением.

Мы ещё раз осматриваем зал, который встретил нас небольшой по меркам помещения фотографией в простой деревянной рамке. На ней изображена девушка в исповедальне. Через узкое окошко падает скудный свет. Он озаряет одинокую слезу, которая катится по женской щеке, в тот момент, когда руки уже взмыли вверх, но ещё не успели закрыть лицо. На нём отражается столько неизбывного горя, что становится стыдно подглядывать за ним.

Переходим дальше и попадаем в очередь очевидцев, каждый из которых становится свидетелем, наблюдающим за другими. Со всех сторон нас плотно окружают фотографии с двумя объектами, один их которых тайно следит за другим: хозяин за кошкой, которая в его якобы отсутствие забирается на стол, чтобы стащить кусок колбасы, мама за ребёнком, который увлечённо и наверняка очень тихо разбирает её косметичку, муж за женой, которая стоит боком у зеркала в полный рост и втягивает живот. Все сцены царапают за живое, потому что они абсолютно не постановочные и легко узнаваемые. Близкие, из жизни каждого из нас.

А потом мы сворачиваем в арку, и сказать, что я опешила, значит, ничего не сказать. Из ниши в стене, которая создаёт дополнительный эффект перспективы изображению, помещённому в неё, с фотографии размером минимум метр на полтора на меня со старинного табурета оглядываюсь я сама.

— Ох-х… О-бал-деть! — перебивая себя, выдыхает Соня.

— На экране ноута смотрелось не так откровенно.

— Алка, ты богиня! — Соня подходит ближе к моему портрету в приспущенной с плеч рубашке.

Я наконец обвожу взглядом всё пространство. Акцентный свет, приглушённый в центре и точечно выделяющий фотографии в одинаковых углублениях, которые придают моделям ещё большей обнажённости и какой-то неуловимой интимности момента, в котором их запечатлела камера.

— Твой фотограф — она! — восклицает Соня.

Я лишь неопределённо веду бровями, приглашая её продолжить, что совершенно не требуется, так как подруга внимательно изучает мою чёрно-белую версию, прежде чем вынести безапелляционный вердикт: