Мы с Анджело не остались в Италии, хотя на время вернулись во Флоренцию после войны. У нас была скромная светская церемония, к которой мы, впрочем, дерзко добавили собственные штрихи. Я по‑прежнему иудейка, а Анджело по‑прежнему священник. Некоторые вещи нельзя отменить, да мы бы этого и не хотели. Однако ему больше нельзя совершать религиозные таинства, и наш брак не признается католической церковью. Хотя я думаю, что он признается Богом, и для меня этого вполне достаточно. Никто больше не зовет Анджело отцом… кроме наших детей, а они обычно называют его Babbo. Это «папочка» по‑итальянски, а мы все‑таки italiani и останемся ими навсегда.

Сантино и Фабия хотели, чтобы мы поселились с ними во Флоренции. Хотели заботиться о нас и наших детях и снова быть одной семьей. В конце концов, вилла всегда была нашим общим домом, и сразу после войны они снова переписали ее на меня. Но есть чувства и воспоминания, которые лучше похоронить, свести до патины фотографий и отдельных эпизодов, выборочно всплывающих из глубин памяти. Нам нужно было построить жизнь, свободную от тени войны, нашего собственного прошлого и шепотков и домыслов людей, полагающих, будто они нас знают.

Мы жили во Флоренции, пока маленькому Анджело не исполнилось два, а Феликсу Отто, нашему второму сыну, полгода. Близнецы родились уже в Америке – двое славных мальчуганов, которых мы назвали Сантино и Фабио в честь прадедушки и прабабушки. К счастью, не убедив нас остаться во Флоренции, они согласились переехать с нами за океан.