Осмотрев крохотного Анджело, Марио заверил его родителей, что с малышом все в порядке – и даже более того.

– Из тебя получится отличный доктор, Анджело, – заявил он серьезно, снова укутывая вопящего младенца. Осмотр тому явно не понравился.

Ева тут же забрала ребенка, воркуя и посмеиваясь над его недовольством, и унесла в соседнюю комнату покормить. Анджело проводил их взглядом. Его так и не покинуло чувство благоговейного изумления, а пережитое по-прежнему не желало укладываться в голове.

– Я об этом подумывал, – ответил он, оборачиваясь к Марио. – Но врачом я больше быть не хочу. Довольно с меня смертей, дружище. Камилло всегда говорил, что мы приходим на землю, чтобы учиться.

Думаю, я хотел бы стать учителем. Преподавать историю, чтобы мир не повторил своих ошибок. Путешествие Евы через Германию доказывает, что среди немцев тоже много хороших людей. Просто забитых и запуганных, как и все мы. Не итальянцам их судить. Они сами сражались на стороне Гитлера. Возможно, у них не было выбора. Но я иногда задумываюсь: что, если бы люди, которым не предоставили выбора, все же его сделали бы? Если бы мы выбрали не вступать в войну. Не терпеть издевательств. Не брать в руки оружие. Не преследовать ближних. Как бы все сложилось тогда?

Марио кивнул:

– Мы все были во власти Гитлера. Как и многие немцы, я полагаю. Он и его прислужники годами лгали миру, и никто не узнает всей правды – никто даже не сможет поверить в эту правду, пока война не закончится.

– Будем надеяться, этот момент недалек, – пробормотал Анджело. Он не представлял, как снова оставит Еву, но 101-ю дивизию перебрасывали из Бастони, и он обязан был уехать вместе с ней.

– Доктор Прайор рассказал генералу Маколиффу вашу историю, – с улыбкой ответил Марио. – Вы с Евой можете вернуться в Рим, как только они с малышом окрепнут для путешествия.

Анджело покачнулся от облегчения и спрятал лицо в ладонях.

– Благодарение Господу. Ты поедешь с нами?

Марио покачал головой:

– Надеюсь, я от вас не сильно отстану, но меня пока не отпускают. Армия без врачей как без рук, а я доброволец. И когда вербовался, обещал себе пройти войну до конца. Она все равно закончится – рано или поздно. И тогда я хочу увидеть правду своими глазами. Должен.

А тем временем в обрушенном лазарете, разбирая обломки и мусор после попадания бомбы, один из солдат наткнулся на скрипичный футляр – иссеченный, покореженный, присыпанный белым пеплом – и в недоумении уставился на него, гадая, что это такое. Затем щелкнул погнутой застежкой и увидел внутри скрипку, на которой чудом не было ни царапины.