— Можешь пройти в гостиную, если хочешь, — предложила она мягко. В её движениях ощущалась какая-то лёгкая потерянность, словно она и сама не до конца верила, что этот человек вернулся сюда, где его не ждали.

На втором этаже Ольга Николаевна говорила по телефону, отдавая распоряжения тоном, от которого стены будто выпрямляли спины. Говорила быстро, как перед визитом высокопоставленных гостей, а не перед поминальным столом. Из кухни доносился голос Татьяны Игоревны, матери Марины, она обсуждала с кем-то детали рассадки гостей, не забывая вставлять в речь «муж, царство ему небесное», «наша Марина, теперь пример для всех». Александр огляделся, стены дома, картины, большие окна с чистыми занавесками, всё было красиво, но стерильно. Даже часы в прихожей тикали глухо, будто боялись потревожить чей-то покой.

Марина прошла в кухню, проверить, не подгорел ли пирог, не остыл ли чай. По привычке набросала на листке схему рассадки, строгие квадраты, похожие на клетки. Остановившись, она вдруг нарисовала на полях смешную рожицу, тут же замазала её, и в тот же миг вернулась в будничное выражение.

— Мама спрашивала, хочешь ли ты поужинать, — Марина заглянула в прихожую, когда Александр рассматривал старую фотографию Дмитрия. — Или чай... или, может, лимонную воду? Я сделаю.

— Лимонную воду, спасибо, — отозвался он, и в этот момент впервые улыбнулся по-настоящему. Но снова тишина, не неловкая, а словно проверочная. Как будто каждый ждал, кто первый решит сказать лишнее.

Вечер тянулся лениво и осторожно, будто каждый в доме старался не задеть ни одну чужую эмоцию. За столом, покрытым белоснежной скатертью, Ольга Николаевна сидела, выпрямив спину, внимательно смотрела на Александра, будто примеряя насколько хватит терпения. Она не говорила ничего лишнего, только дежурные вопросы про дорогу, про дела в Америке, не скрывая в голосе ледяной отстранённости. Александра она будто бы не видела годами, но и не собиралась впускать его обратно, ни в дом, ни в жизнь. Марина молчала, поддерживая ту самую “идеальную” манеру поведения. Издалека казалось, вот она молодая вдова, родня богатому дому. Но приглядевшись, можно было заметить: её взгляд не был надменным, только пустым. Пустота эта не кричала, но была ощутима, как тишина в большой комнате, где перестали говорить.

Татьяна Игоревна появилась на пороге кухни неуверенно, с кастрюлькой в руках и чуть жадным взглядом. Она не села к столу, а, переминаясь с ноги на ногу, заискивающе заговорила с Мариной.

— У тебя всё хорошо, доченька? Я вот подумала, может, помочь вам ещё с чем?