– Обещаю, что не стану.

– Хитклифф, мам. И да, я помню про «Грозовой перевал». Умоляю, хотя бы ты мне не говори.

Мама мягко рассмеялась:

– И где он? Ты его прогнала или Тоби?

– Мы поругались, – пробубнила Кэтрин. – Хотя Тоби тоже хорош – нагадил ему в ботинки.

– Ну тогда точно нормальный парень. Тоби никогда не ошибается. Может, позовешь на ужин?

Заодно помиритесь.

– Там все равно ничего бы не вышло, мам. Мы разные. И хотим от жизни не одного и того же.

– Мне так жаль, детка.

Кэтрин хотела сказать, что ей тоже жаль, но это было не так. Это слово не вмещало всего, что она чувствовала, словно оно – маленькая коробочка, а ее боль – огромный воздушный шар, который никак в нее не впихнуть.

– Он самый неподходящий человек, мам. Самый безалаберный, безответственный, от которого не знаешь, чего ждать через минуту. Он просто невыносимый!

– Из-за чего же ты тогда плачешь?

Кэт зажмурилась, сильнее утыкаясь лицом в диванную подушку.

– Из-за того, что он добрый, внимательны и отзывчивый, – прошептала она. – И знаешь, он смелее, чем я. Гораздо смелее. И не боится того, что

другие о нем подумают. А еще у него ужасное чувство юмора. – С ее губ сорвался смешок. – Нет, иногда забавное, саркастичное… но рот никогда не закрывается, мам. Ты не поверишь. Его невозможно переспорить. Вот никогда. И он не боится меня, хотя все другие боятся. И черт, я сначала опешила, потому что его действия всегда на один шаг впереди меня, ты можешь это представить? – Мама молчала, но Кэт и не нужен был ответ. Она говорила и говорила. – А все потому, что он умны и начитанный. И знает всю классику. Откуда? Это удивительно, потому что такой, как он, таким быть не должен. А еще я боюсь, мам. Все очень сложно.

К тому же у него с законом проблемы.

– Какие именно?

– В том‑то и дело, что не знаю. В школе разное говорят. А я и сама не понимаю, чему верить. К тому же каждый раз, когда у него спрашивают, он выдает версию безумнее предыдущей.

– А ты спрашивала?

– Нет.