— Простите, что отвлекаю в рабочее время, — пригласив его в свой кабинет, я показала на кресло. — Вопрос у меня будет личный.

Он сел. Я опёрлась на стол к нему лицом.

— Насчёт Веры? — посмотрел он на меня тоскливо.

— Видимо, да. Раз уж она и есть личное, что нас связывает.

— Простите, я, может быть, был не прав, но с Верой мы уже всё выяснили, — нервно хрустел он пальцами. — И за сцену тоже простите.

— Что именно выяснили? — опустила я часть про сцену, хотя сцена выяснения их отношений действительно была эпичной. Драматичной, скандальной и по-своему прекрасной.

— Что мне всё показалось. На самом деле ничего не было.

— Даже так, хм… — я посмотрела на него пристально. — Давай-ка, с этого места поподробнее. И всё, что тебе показалось, я хочу знать именно в том виде, как оно тебе показалось, а не так, как тебя убедила Вера. Я слушаю, — дала я ему слово.

— Ну, мне показалось, — он сглотнул, — то есть я видел, как ваш муж, — он посмотрел на меня затравлено.

— Мой муж… — подсказала я, подталкивая его продолжать, — к ней приставал?

— Не совсем, — смутился парень. — Скорее наоборот. Вера, она немного перебрала. И вела себя… В общем, мне очень не понравилось, как она себя вела. Скорее, это она лезла к Юрию Борисовичу. Не в том смысле, что прям откровенно, садилась на колени или что-то в этом роде, но на ней было такое короткое платье, кружевное, почти прозрачное, с таким откровенным вырезом, а она наклонялась, бегала и вставала к Юрию Борисовичу так близко, что это выглядело…

— Очень откровенно это выглядело, — подсказала я. — Провокационно. Но, если мне не изменяет память, вы просто играли. В «пятнашки», кажется, или «собачку», не знаю. Вера бегала за мячом, а вы с Юрой кидали его друг другу. Было весело.

— Ну, я и говорю, что мне, наверное, показалось.

Или нет? — приподняла я бровь припоминая.

Им было весело, а ещё они были чертовски возбуждены. Настолько, что сразу после игры я едва не застала их в ванной, из которой доносились такие стоны, что я вспомнила себя в двадцать, когда Самойлову приходилось зажимать мне рот — сама я даже не слышала, что ору.

Стоп! Я посмотрела на Фёдора.

Какого же чёрта тогда он стащил её с шезлонга у бассейна и за руку уволок «поговорить»?

И то, как они «говорили», слышала не только я, но и все соседи.

Наш чистильщик бассейнов, что в тот день как раз работал через забор, слышал точно — я видела, как он поправляет наушники, добавляет громкость и качает головой.

Если они с Фёдором только что занимались сексом, откуда в этой сцене такой напор? Столько энергии, экспрессии, злости? Может, Федя не кончил? Не успел? Она ему не позволила?