– Но как ты узнал?

– Признаюсь честно. Ланс держал меня в курсе, как идет жеребьевка группового этапа.

Джемма почти смущенно пожимает плечами:

– Теперь положение у меня действительно затруднительное.

– Как видишь, я не такой чурбан и понимаю, что кольцо с камнями тебя не порадует. Я научился узнавать тебя в горе и в радости, и банальности – это не про тебя.

Джемма опускает взгляд, глядя на невидимое пространство между ней и мной, пока мы покачиваемся в такт музыке.

– Можешь посмотреть на меня? Мне кажется, ты покраснела, а я хочу это видеть! Такое редкое зрелище!

Она вдруг поднимает голову, и то, что я вижу, меня убивает: эти большие голубые глаза, глубокие и сияющие, обрамленные длинными ресницами, лицо в янтарном свете подсвечников и ее губы. Боже, эти губы уже стали моей навязчивой идеей: полные, чувственные, идеальной формы, чуть приоткрытые.

Мне хотелось бы ее поцеловать. Я мог бы ее поцеловать.

И она тоже будто ждет этого. И именно в тот миг, когда я в миллиметре от нее, музыка прерывается и с резким звуком иголка поднимается от граммофона.

И сразу будто вошел кто-то чужой. Мы, очнувшись, отходим друг от друга, Джемма подбирает свои туфли, тихо и сконфуженно желает мне спокойной ночи и идет к выходу.

Обернись.

Обернись.

Обернись.

Я знал! Она обернулась! Обернулась!

Так, значит, и у тебя это чувство, будто ты что-то забыла здесь, да, Джемма? Кое-что, витающее в воздухе между мной и тобой?

Когда она снова поворачивается и уходит, часть ее как будто остается в зале.

А меня охватывает завораживающее чувство дежавю, в точности как и в тот день в бассейне.

57 Джемма

57