Я и Эшфорд.

Мы ненормальные. Нормальными мы никогда и не были, количество наших недостатков сильно перевешивает количество достоинств. Но достоинства…

Мы самозабвенно отдались чувству и вышли из-под контроля.

Вернее, контроль есть – во всяком случае, на людях.

Все настолько привыкли видеть нас такими сдержанными, отстраненными и полными достоинства, что теперь было бы странно сюсюкать и давать друг другу нежные прозвища, публично демонстрируя свою привязанность, так что мы продолжаем вести себя как прежние бесстрастные Паркеры, пара влюбленная, но очень сдержанная.

Но от этого напряжение и притяжение между нами лишь усиливается, настолько, что стоит только двери закрыться за нами, как мы бросаемся в объятия друг друга, жадно целуясь.

Мы балансируем на грани между подростковой страстью и нимфоманией.

По крайней мере, вечером, в уединении его комнаты, нас ждет целая ночь на воплощение фантазий.

Если бы его кровать могла говорить… и гостиная. И его кабинет. И оружейная. И подвалы. У меня платье до сих пор в пятнах бургундского… Какая разница! Все равно Эшфорд сорвал его с меня полчаса назад, и теперь оно валяется где-то на полу. На своей коже я хочу чувствовать только простыни его кровати. И его, конечно.

Перекатываюсь на бок, и мое лицо оказывается на расстоянии дыхания от его. Каждый раз я удивляюсь, насколько невероятные у него зеленые глава. Он красив. Не знаю, была ли я слепа раньше или ослепла сейчас. Определенно, раньше меня ослепляли предубеждения и ненависть, но все время целая толпа девушек хотела отобрать его, начиная с «шесть-шесть-шесть» и этой Порции. Порция. Я ее обезвредила, частично, но не совсем, и не знаю, мудро ли поступаю, забыв про нее.

– Ты счастлива? – спрашивает он, убирая мне прядку волос за ухо.

– Очень.

– Тогда о чем ты хочешь меня спросить?

– Я?

– Да, я вижу по твоему выражению лица. Ты что-то хочешь спросить.

Киваю и набираюсь смелости:

– Думаю, пришло время поговорить о Порции.

– Порции? – удивленно переспрашивает он.

– Дерек, твоя мать, Харринг – все они хотя бы раз упоминали ее, кроме тебя, а учитывая, что касается это именно тебя, я бы хотела, чтобы ты воссоздал полную картину.

– Нет никакой картины, – неопределенно отвечает он.