– Ты раздобыл для меня билеты на субботнюю игру? – спрашивает Селена.

– А как же!

– На места, которые я просила?

– Полоса в полсотни ярдов, с Еленой и Жизель.

– У ворот под трибунами, чтобы я видела все твои синяки?

– Тебе ни в чем нет отказа.

– Я могу привести десять друзей?

– Приводи.

– Даже мерзавца Эвана, выслеживавшего меня в Интернете?

– Даже его.

– Ты не представляешь, как я рада! Я организую на трибунах торговлю вафлями и всякой всячиной, в том числе напитками.

– Валяй.

Мы оба молчим. Селена постукивает по столу ручкой, я достаю телефон и проверяю, нет ли сообщений от Жизель. Я предупредил, что опоздаю к ужину, она не ответила. Она встречалась с Робертом, они обсуждали, какого издателя выбрать, но это было раньше. Она что-то говорила про выставку спортивных трофеев и про то, что должна отвезли Миртл к врачу, но ведь телефон при ней…

– Что с тобой? – насмешливо спрашивает Селена, прерывая мои мысли. – Я говорю, что в этом месяце ты сорвешь банк, а ты реагируешь так, будто речь идет о какой-то мелочи. Надо попросить у тебя машину компании, чтобы ездить отсюда домой и обратно, хотя это ровно миля: ты бы не отказал. Хочу старомодный белый «Понтиак» с синей полосой на капоте: на таких катается деревенщина, но такая уж у меня прихоть.

– Почему деревенщина, звучит неплохо. Жизель… у нас с ней не ладится. – Я ерошу себе волосы и неуклюже плюхаюсь в кресло. Внешне все как будто хорошо, мы поглощаем друг друга в огромных дозах, никак не натрогаемся, не нацелуемся, не на… Наверное, я свихнулся; наверное, это последствия молитвы матери Жизель о том, чтобы дочь пошла под венец невинной: ведь я не оставил от этой мечты мокрого места… Я сплю с Жизель, я ее хочу, но меня многое гложет; я хочу, чтобы мы остались вместе навсегда – погоди, это безумие, зачем так торопиться? Да, я мечусь: наслаждаюсь невероятным сексом, мое сердце льнет к ней, я хочу нерасторжимых уз, хочу целовать ее каждый день, хочу быть для нее необходимым, как воздух. Мои мысли меняют направление, я в страхе перебираю события прошлого воскресенья. Может, виновата эта д-р Бенсон, какие-то ее слова?

Но почему Жизель никак мне не откроется?

Я вожу пальцами по бабочкам у себя на руке. Неужели она уже устала от меня? Я со стыдом вспоминаю ерунду, которую, бывает, несу в разгар секса. Не перегибаю ли я палку? Не пугаю ли ее своей страстью?

– Ты совсем из-за нее рехнулся, – не выдерживает Селена, встречаясь со мной взглядом.

Я тяжело вздыхаю, колыхая плечами, сгибаюсь, просто… дышу.

– Вообще-то, я ужас как напуган.