– Я задал вопрос. – Еще один медленный, тяжелый шаг. – Джеральд, тебе дорога эта работа? Потому что я способен тебя выгнать. Твои друзья по гольфу, оттуда, сверху, не помогут. Как и приспешники из отдела кадров.

Джеральд замолчал, теряя ухмылку.

Чувствуя себя беспомощной, совершенно бессильной, неспособной ничего решить, я еле сдерживала слезы, привычно подкатившие к глазам.

Ненавижу! Ненавижу всей душой. Почему людям так нравится унижать других? Почему именно нас? Почему так скоро?

Аарон, судя по злой усмешке и скованным движениям, готов был слететь с катушек.

– Аарон, хватит…

Голос дрогнул. Плакать нельзя. Ни в коем случае. Только не на глазах у половины компании.

Аарон не двигался с места. Застыл мраморной статуей, ожидая, что скажет Джеральд – словно в запасе у него была целая жизнь.

– Аарон, пожалуйста…

Я добавила голосу твердости. Тот по-прежнему не слышал.

– Ты делаешь только хуже.

Разве? Не знаю. Но я сказала именно это – и словно пробила окружавшую его пелену. Аарон вздрогнул.

Он медленно повернулся ко мне – мужчина, в котором я нуждалась как никогда в жизни, – и в глазах у него отразилась боль.

Сердце разлетелось вдребезги – это я виновата. А у меня есть выбор?

Надо было понимать, чем наша история закончится, и не ставить нас обоих в неловкое положение. Ясно ведь было, к чему все идет.

Не в силах больше терпеть – ни себя, ни боли в глазах Аарона, ни вообще всей ситуации, – я развернулась и вышла из коворкинга, пересекла длинный коридор. Двигалась дальше и дальше, поворачивала, спускалась по лестницам и не представляла, куда, собственно, иду. Я действовала на автомате, ноги сами несли меня вперед.

– Каталина, хватит бегать, – прозвучал за спиной полный отчаяния голос Аарона, и мне стало противно вдвойне.

Как я презирала себя за то, что лишний раз треплю ему нервы.

– Скажи хоть что-нибудь.

Я шла, не желая оборачиваться. Не представляла даже, в какой части здания мы находимся. Нас окружал пустой коридор.