Мы тянем друг друга на дно, ставим подножки. Так говорил Даниэль много лет назад.

Рано или поздно мы с Аароном друг друга возненавидим. Отравимся ядом, который брызжет из чужих уст. Пропитаемся им насквозь. Я ведь знаю, как это бывает.

Рыданиями под «Мулен Руж» дело не ограничилось. Следующий день выдался еще хуже. Самый худший день в моей жизни – а я ведь их повидала немало. Я еле выстояла на ногах все праздничные мероприятия с восьми до полуночи, не видя перед собой лиц. Имена и компании вылетали из головы в первую же секунду, я цедила слова так, будто их выжимают по капле. Если бы меня увидел Джефф, уволил бы не раздумывая.

Причем мне было откровенно плевать.

Вот такая ирония.

Когда следующим утром после Дня открытых дверей я опять приехала без Аарона, то ждала, что в меня безо всякого повода будут тыкать пальцем и шептаться за спиной. Однако пробило пять часов (я весь день промучилась, мечтая увидеть Аарона и в то же время шарахаясь от его кабинета) – и ничего. Никто из коллег в мою сторону даже не посмотрел. Никаких сплетен, мерзких домыслов.

И никакого Аарона.

На третий день во мне поселилась тревога. Я скучала по Аарону. Скучала по тому, что могло у нас быть, и это чувство пересиливало страхи. Уже не радовало, что выступление Джеральда не заставило коллег переменить ко мне отношение. Легче не становилось. Какие радости, когда в груди необъятная дыра?

Я скучала по Аарону. По глубоким синим глазам, по упрямому хмурому взгляду, по поджатым губам, когда он уходит в свои мысли, по широкой линии плеч, по тому, как легко и уверенно он держится, невзирая на рост и габариты. По его тайной улыбке, которую видела я одна.

Я скучала так сильно, что открыла дверь кабинета и дергалась весь день, прислушиваясь к его шагам. Мечтала услышать голос хоть издали и немного утолить тоску, нывшую в груди. Но ничего.

На четвертый день я сдалась и постучала в дверь его кабинета. Мне не ответили. Я спросила Рози, видела ли она Аарона; та обняла меня и сказала, что нет. Гектор – тоже, как и другие коллеги, которых я отважилась спросить.

В конце концов, я оказалась здесь – в коридоре, нервно расхаживая из угла в угол, ожидая, когда Шерон соизволит меня принять. Дома я тоже всю ночь мерила ковер шагами. Аарон исчез. Я злилась, потому что не знала, куда он делся, не имела возможности увидеть его и даже не находила повода позвонить и спросить: после нашего последнего разговора он вряд ли горел желанием общаться.

– Лина, дорогая, – окликнула меня Шерон, выглядывая из кабинета. – Заходи, пожалуйста. Садись.