Ее слова воскрешали в памяти недавний разговор с человеком, который умолял ему поверить, но я его не послушала.

– Подумай над тем, что я сказала, хорошо? Не торопись. Реши, чего на самом деле хочешь.

– Да, хорошо…

Подумать и впрямь было о чем. Будь на моем месте кто другой, ситуация не представляла бы никакой сложности – давно можно было затеять официальные разбирательства. Но не для меня. Было здорово узнать, что коллеги, которые лицезрели скандал своими глазами, действительно встали на мою сторону. Хоть этот факт и не отменял моей глупости. Того, что я добровольно отвернулась от Аарона и всего, что у нас могло бы случиться. Я отказала ему в единственной просьбе – в моем доверии. Ради чего? Он дал мне все – а я капитулировала без боя.

– И еще… – сказала Шерон. – Передай, пожалуйста, Аарону, пусть зайдет ко мне, когда вернется. Не могу до него дозвониться.

Что значит «вернется»?

– Я… э… м-м-м… Даже не знаю. Просто мы…

Слова путались – в голове возникло слишком много вопросов.

– Лина, все нормально. Он ясно высказался о природе ваших с ним отношений. Утром в понедельник первым делом пришел ко мне и поинтересовался, нет ли у компании запретов или ограничений касательно служебных романов.

Сердце, которое было угомонилось за эти дни, опять застучало. Аарон приходил в отдел кадров, чтобы прикрыть нам тылы и успокоить меня, потому что знал – по-другому я не могу. Потому что хотел, чтобы я ничего не боялась…

Слезы опять подкатили к глазам.

– Эй, Лина, все нормально. Никаких проблем. Вам двоим не о чем волноваться.

Нет. Есть о чем. Я придумала себе проблемы и возвела из них непреодолимые препятствия.

– Хорошо, – пробормотала я, стараясь сдержать слезы. – Спасибо.

Ничего хорошего. Я безмозглая дура и все испортила.

– Ну и ладно. – Шерон качнула светлой макушкой, и глаза у нее по-матерински потеплели. – Пожалуйста, все-таки передай ему, что я его жду. Знаю, Аарону сейчас тяжело, но речь о его повышении.

«Ему тяжело». Слова эхом застучали в голове.

Шерон повторила:

– Скажи, пусть зайдет сразу, как только вернется.

– А он… уехал? Что-то случилось?