– Вижу, ты больше не ценишь советов матери.
Как только все уходят, оставшиеся собираются вокруг Энтони Бэкона, повернувшись спиной к стражникам. Пенелопа продолжает перебирать струны, чтобы заглушить разговор.
– В чем дело? – спрашивает Ноллис.
– Этот документ опубликован и передается из рук в руки. – Бэкон разглаживает на коленях листок.
До Пенелопы доносятся обрывки фраз: «общие враги», «орудие зла», «втереться в доверие» – ее собственные слова. Написанное ею послание Елизавете вышло в печати.
– Королева знает? – спрашивает она, через силу продолжая наигрывать на лютне.
– Боюсь, что так. Это письмо принес мой брат, – отвечает Энтони.
– Твоему брату нельзя доверять, раз он участвует в суде над Эссексом, – твердо говорит Пенелопа. Удивительно, насколько разными могут быть родные братья. Энтони всей душой предан семье Деверо, а Фрэнсис – скользкий, как ил на дне пруда. Отвлекшись, она сбивается с ритма и опускает лютню на колени.
– Сукин сын! – восклицает Саутгемптон, привлекая внимание стражников.
– Я недавно видел его при дворе у покоев Сесила, – добавляет дядя Ноллис.
– Нет! Фрэнсис Бэкон мне верен, – возражает Эссекс. – Я в нем не сомневаюсь. Он вынужден якшаться с Сесилом, это его долг как советника королевы.
– Боюсь, вы ошибаетесь, милорд, – произносит Энтони. – Мой брат сменил флаг, однако мы сможем обратить его предательство нам на пользу.
Эссекс, подавленный, что-то бормочет себе под нос. Снаружи доносятся выкрики: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!»
– Прежде чем думать о моем брате, должен предупредить, миледи, что Сесил поручил лорду Бакхерсту допросить вас касательно этой бумаги. – Энтони хлопает по листку. – А это тоже вам. – Он достает письмо за королевской печатью. Пенелопа поспешно открывает его, роняя куски красного воска на пол.
– Мне предписано оставаться дома до последующего уведомления. – Она беспечно рвет письмо. Обрывки падают на пол, точно яблоневые лепестки. – Хорошо, что у меня много разных домов. – Ее смех, словно звон одинокой струны, пронзает повисшую тишину. Пенелопа оглядывается. Саутгемптон в ужасе прикрыл рот рукой, лоб Энтони прорезали глубокие морщины, Ноллис смотрит на руки, Эссекс отводит взгляд. – Взбодритесь! Бакхерст мне не соперник. Весной я уже отвечала на его вопросы касательно письма. Он утверждал, будто я совершила «дерзкий, неприличный, бесстыдный поступок», а я возразила, что это был чистосердечный порыв и проявление любви к моей обожаемой королеве. – Ее смех снова остается без ответа. – В конце концов ему пришлось со мной согласиться.