Подливаю еще, и вдруг звонит телефон. Смотрю на него, сердце колотится о ребра. У меня нет сил вновь слышать твой голос. Особенно если ты просто собираешься повторить то, что в записке, или, что еще хуже, извиниться. Стою и слушаю его резкую трель. Снова и снова.

Но что, если ты передумала? Поднимаю трубку, прочищаю горло.

– Алло?

– Ты так и не позвонил, ублюдок! Поверить не могу!

Это не ты, а Голди.

В груди происходит что-то вроде обвала, осыпаются последние камни. Говорю себе повесить трубку, но не могу даже пошевелить рукой. Поэтому просто сжимаю пальцами стакан с джином и слушаю ее вопли.

– Я была уверена, что ты приползешь обратно, когда поймешь, какого свалял дурака. Выбросить историю, о которой мечтает каждый журналист – настоящую бомбу, – только потому, что увлекся какой-то богатой юбкой? Я никогда не считала тебя идиотом, но, видимо, так оно и есть. Поэтому, похоже, мне придется быть с тобой терпеливее. А на твоем месте я бы еще раз очень тщательно обо всем подумала.

Ее речь густая и вязкая – так бывает, когда она пьет. Тем не менее Голди продолжает.

– Дам тебе еще один шанс стать звездой, английский ты павиан. Не то чтобы ты его заслуживал. И, дабы доказать серьезность моих намерений, позволю тебе назвать свою цену. Черт, я даже разрешу тебе придумать заголовок! Но предложение имеет ограниченный срок. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение и вернуться за свой стол, иначе звездой я сделаю кого-то другого.