В ночь всех святых многие готовились видеть странные сны: равновесие, что и так держалось на тоненькой ниточке, сбилось вовсе, и тот свет смешивался с этим. Мертвые родственники являлись во сне предупредить живых: будет лихо, — хотя куда уж дальше? Они хотели как лучше и тревожились о нас по-своему, однако всяк знал: нельзя следовать за умершими и брать что-либо из их рук. Моя давняя подруга Ленка всю неделю ходила с заговоренной красной ниткой на запястье: готовая со дня на день родить, она была для душ что фонарь для бабочек.

Те, в чьих семьях были солдаты, надеялись и боялись получить во сне весточку, потому как она всегда была правдива. Не одна мать и не одна невеста заплачут наутро оттого, что приснился сын или жених. «Пронеси, Господи!» — молились набожные, «Суженый-ряженый, — шептали самые отчаянные. — Приснись жив ли, мертв ли»… Прочие просто хмурились, но я была из отчаянных.

Собирая на стол, а после сидя за молчаливой трапезой, я впервые думала: а каково нынче ему, молодому графу? Тому, кто во сне и наяву говорит с призраками, за чьей спиной тени предков стояли и в обычные дни? Живя по соседству, бродя со мной по лесу, по родству душ доверяя мне больше, чем родным по крови, он ни разу не заговорил со мною об этом. Добрый, готовый помочь всем и каждому, вечно душой нараспашку, он сильнее, чем все прочие, умел быть скрытным и не впутывать никого в свои беды. Умел держаться за воздух тогда, когда другие бы упали, ведь за его спиной были крылья — широкие, как городская площадь, в любой тьме сияющие нестерпимой белизной.

«Приснись мне нынче, — загадывала я, — живой ли, мертвый ли, дай о себе знать. Необретенный мой — стал ли потерянным?»

— Чего глядишь сычихой? — бабка пихнула меня в бок. — Помянула всех да и ступай…

— Кабы еще и других поминать не пришлось… — прошептала я.

— Тьфу на тебя, дура! — старая ведьма махнула рукой. — Петр, сама ж мне пересказывала, не воюет, на месте их полк стоит. Томаш — что-то не слыхала я, чтоб в городе в эти дни разбойников вешали: до них ли нынче?

Я хмуро кивнула.

— Что, никак молодой барин родне не пишет? — поняла бабка. — Ну, тут уж и я не помогу. У Зденка, что ль, спроси.

— Да что Зденек?! — меня, наконец, прорвало. — «У Бога все живы», — вот и весь сказ. Будто все равно ему, дурню… А я нынче чувствую: неладно со всеми.

— Ну тогда посыпь на ночь пол золой, — сказала она. — Коли наутро следы останутся, — хоть один да приходил, а коли нет, то живы. А кого в живых нет, — подай за каждого в костеле кудель чесаного льна: душа за нее ухватится и не воротится в чистилище. Сразу в небо…