Я провела его по широкой, устланной ковром лестнице весьма современного вида. Перед лифтами стояла пара диванчиков, но они были заняты, да и место казалось не слишком укромным, и я направилась в сторону бара.

– Посмотрим, нельзя ли нам расположиться там.

В это время суток бар не работал, но дверь оказалась не заперта, поэтому мы вошли и устроились в глубине помещения, подальше от чужих глаз. Больше здесь никого не было.

Джеффри запустил руку в карман пальто:

– Во-первых, возвращаю тебе фотографии. – Он протянул мне конверт.

– Ты показал их ей?

– Да. – Он наклонился, поставил локти на колени, сцепил руки в замок и упер взгляд в пол.

– Что она сказала?

Слегка повернувшись в мою сторону, он положил руку на спинку дивана.

– Она вспомнила о том, что с ней делали в гестапо, – и этот рассказ дался ей нелегко. – Он запнулся. Я с нарастающим ужасом ждала продолжения. – Я знал, что во время войны ее схватили гестаповцы, но она никогда не вдавалась в подробности. О том, что происходило в той комнате. Не уверен, что ты захочешь это знать, Джиллиан.

Меня охватило дурное предчувствие, но я отогнала его подальше:

– Я проделала весь этот путь не ради того, чтобы отступить. Вдобавок я уже слышала бабушкину историю. Прошу, не томи. Мне нужно знать.

– Хорошо, – кивнул он. – Когда я показал ей фотографии, она долго молча смотрела на первую. Потом у нее начали дрожать руки. Я сразу пожалел, что затеял все это, но было уже поздно их забирать. Да она бы и не позволила. Ей хотелось всем поделиться. – Он с трудом сглотнул. – Сказала, что мужчина на фотографиях был в той комнате, задавал ей вопросы, пока его подручный в простой черной форме делал всю грязную работу.

– О боже. – Я обхватила голову руками.

– Твой дедушка хотел узнать имя бойца Сопротивления, которого они называли Серым Призраком. Она была знакома с этим человеком, но отказалась его выдать. За это ей вырвали первый ноготь. Твой дедушка стоял рядом, наблюдая, как она кричит. Он снова и снова задавал ей один и тот же вопрос: «Кто такой Серый Призрак?» Она раз за разом отвечала, что не знает, – и ей выдергивали следующий ноготь.

У меня скрутило желудок, во рту пересохло. Я отвела взгляд.

– Хотел бы я сказать тебе что-нибудь другое, – вздохнул Джеффри, – но, по словам бабушки, в мужчине на фотографиях не было ничего вызывающего симпатию. Он просто хотел, чтобы она назвала имя, и прекратил пытать ее только потому, что ему нужно было куда-то уехать. Он наверняка понял, что зря тратит свое время, – так она сказала. Он понимал, что она не заговорит. Поэтому бросил напоследок: «Хайль Гитлер» – и ушел. Вот и все. Больше она ничего о нем не знает. Прости.