– Но вы так долго ждали извинений, – говорит Персефона. – Я уверена, что Урсула хочет искренне извиниться перед вами.
– Я знаю, – хрипло говорит Виджет. – Только я как раз не хочу слышать ее извинений.
– Потому что еще не простили ее? – спрашивает Персефона.
– Нет, потому что я боюсь исчезнуть, – объясняется через птицу Тэбби. – А я хочу еще немного тут задержаться. Мы же снова вместе. – Тэбби смущенно улыбается. – И еще я надеюсь, что у Руби получится совершить преображение.
Персефона кивает, ей очень понятны чувства Табиты. Она протягивает руки, чтобы обнять ее, но вдруг вспоминает, как это глупо и неприлично – пытаться обнять призрак. Это все равно что здороваться со слепым. Но вдруг рука девочки наталкивается на что-то осязаемое. И она видит, как расширились от удивления глаза Табиты.
Тридцать три года она была призраком, даже более бесплотным, чем дыхание, чье тепло хотя бы можно ощутить щекой. Тэбби истосковалась по телесному контакту, но неспособна была ощутить ни коготков Виджет на своем плече, ни плеча стоящей рядом сестры. Она давно жила в этом вакууме, и вдруг такое! Так человек с парализованными конечностями вдруг чувствует укол булавки в подошву ноги.
И вот так, желая проявить участие, Персефона проявила свой необычный дар. Она стоит, обнимая призрак Табиты как живого человека, и чувствует ее отчаянье и безысходность, гнев и страх, что расходятся от нее сильными волнами. А еще Персефона чувствует надежду ведьмы – горячую и теплую, как прикосновение.
64
64
Урсула глубже запахивается в плащ на меховой подкладке, мысленно похвалив себя, что удосужилась утеплиться еще и термобельем. Запрокинув голову, она смотрит в ночное небо. Там висит луна – словно освещенный изнутри хрустальный шар небесных богов.
– Я прямо-таки околела, – бормочет за ее спиной Квини, и слышно, как от холода стучат ее зубы.
– Прекрати ныть, Квини, – укоризненно говорит Иезавель. – Ты что, забыла, что семьдесят лет назад мы проделывали ритуалы в чем мать родила?
– Лишнее доказательство тому, что все подростки – недоумки, – ворчит Квини.
– Эй, эй, – звонко говорит Персефона. – Между прочим, я подросток, но одета как надо. Если у вас хватило глупости словить обморожение, разгуливая зимой голышом, то сами и виноваты.