– Нет! – в страхе кричит Руби и отнимает у нее волшебную палочку, пока Урсула не совершила немыслимое.

Руби прикладывает ладонь к щеке Урсулы и всматривается в нее, как это было много лет назад, когда они, маленькие девочки, впервые повстречались в доме Мирабель. Руби тянется к Урсуле и с почтением нежно целует ее. Это, собственно, все, о чем грезила Урсула – чтобы случился этот освобождающий и одновременно переполняющий ее душу поцелуй.

– Я прощаю тебя, Урсула, – говорит Руби. – Хватит казнить себя.

Это не совсем те слова, о которых грезила Урсула, но именно те, которые ей необходимо услышать, чтобы освободиться от мук совести, которыми она была снедаема на протяжении почти трети своей жизни.

– Благодарю, – шепчет Урсула. – Спасибо, что простила меня.

Руби молча кивает и прижимается лбом ко лбу сестры. Наконец, отстранившись от Урсулы, Руби направляет волшебную палочку на свое сердце и произносит:

– Эго сакрифициум меум мaгика.

И зелье в котле начинает бурлить и пузыриться в волшебном водовороте.

И Руби возносит свой голос к Богине, голос ее громок и тверд. Она просит о том, чего жаждет ее сердце больше всего на свете. Урсула зачерпывает немного зелья, наливает его в чашу и протягивает Руби. Руби берет чашу, подставляя ее под лунный свет, и произносит заклинание:

– Мута ин донум волутиссимум [104].

Она делает глоток, морщась от едкого зелья, но все равно продолжает пить, несмотря на подступающую тошноту. И вот чаша уже пуста.

И сестры видят, как Руби окутывает серебристый туман. Обвивая ее коконом, он переливается и мерцает, словно она погрузилась в лунный свет. А когда легкое дуновение ветерка развевает волшебную пелену, Руби уже стоит преображенная.

– Ну и как? Я похожа на себя? – спрашивает Руби, ощупывая себя руками, что порхают подобно мотылькам, касаясь лица, волос, шеи и бедер. – Я снова я?

– Убедись сама, – говорит Урсула и наколдовывает в воздухе зеркало.

Руби смотрит на зеркало, словно это портал в другое измерение, что, собственно, почти правда. Она подходит ближе и восхищенно смотрит на собственное отражение. Волосы ее стали длинными и густыми, щетина на подбородке исчезла. Овал лица стал нежным и округлым, скулы подтянулись. Носик стал изящнее, и все черты ее смягчились. А тело снова приобрело плавные формы. Заросшие «прерии», от которых она так пыталась избавиться, исчезли навсегда.

Руби ощупывает руками преображенную себя, и по щекам ее струятся слезы счастья.

– Ну вот, – говорит Урсула, становясь рядом с ней перед зеркалом. – Наша Руби вернулась.