Он подходит ближе к могиле, и я понимаю, что он держит букет подсолнухов, точно такой же, как у меня.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, но он лишь грустно улыбается и заменяет старые подсолнухи новым букетом, который принес. – Вы не знали бабушку! Вы – ее враг! Откуда вы знаете, что подсолнухи – ее любимые цветы?!

Он не отвечает. Просто возится с цветами, пытаясь аккуратно расположить их так, чтобы они не заслоняли имя бабушки. Я жду в тишине, меня колотит нервная дрожь.

– Когда она заболела, – наконец говорит он, – я ездил навестить ее в больницу.

Я делаю шаг назад, страх наполняет мою грудь при одной мысли о том, что этот человек появлялся в больничной палате.

– Вы не имели права! Что вы ей сказали? Вы причинили ей боль?

Его глаза расширяются.

– Ларисса, нет. Нет. Я должен был увидеть ее… Я не cмог найти в себе силы сказать ей, как мне жаль… Не cмог… Не cмог сказать… Но я думаю, она поняла. Я… я пытаюсь убедить себя, что она поняла… И она… Она мне доверилась. Рассказала о «Соли». О том, что финансы в плохом состоянии. И она сказала, что собирается сказать Элис, чтобы она продавала пекарню. Она собиралась сказать Элис, чтобы та отпустила ситуацию… Чтобы начать с тобой новую жизнь, в которой вы обе будете свободны.

Это мамины слова. Неужели бабушка действительно ему доверилась? Нет, бабушка никогда бы этого не сделала. Она ему не доверяла.

Но опять же, бабушка, которую я знала, никогда не посоветовала бы маме продать «Соль».

Теперь я уже не уверена, в самом ли деле я вообще ее понимала. Я не знаю, чему верить.

– Я должен признать, что «Сахару» тоже пора закрывать двери, – добавляет он. – В этой экономике никого не интересует домашняя выпечка. Там есть место только для крупных промышленных пекарен. Я был упрям и не видел этого раньше.

В моем горле образуется болезненный комок. Если «Сахар» сдастся, то для «Соли» – или для других соседей – надежды не останется.

– Вы всю свою жизнь боролись за свою пекарню. Как вы можете вдруг взять и отказаться от своего собственного дома?!

– Я уже не тот, что прежде. – Его взгляд слишком долго задерживается на бабушкиной могиле, и у меня возникает ощущение, что сеу Ромарио говорит это и ей тоже. Он оглядывается на меня.

– Моя дочь устала, и она беспокоится о моем здоровье. Я надеялся, что мой внук позаботится о «Сахаре», но знаю, что он снова уедет, как только окончит школу. Он не любит «Сахар», как я надеялся, и мне надоело с ним ссориться. У меня больше нет причин держаться.

Я вижу слезы, которые он пытается скрыть. Я знаю, что он не до конца сдался.