– Как ты оказалась с моим сыном? – возмущенно спрашивает она.
Мама толкает меня себе за спину, оказываясь перед доньей Эулалией.
– Только ляпни что-нибудь моей дочери, и, клянусь, я забуду, что нахожусь в больнице!
– Я тебя не боюсь! – кричит на маму донья Эулалия. – Я хочу знать, почему мой сын был с твоей дочерью! Она подвергла его опасности! Я не доверяю этому ребенку Рамиресов!
В моей груди разливается пустота. Донья Эулалия думает, что я ужасный человек, основываясь на… чем? На истории вражды наших семей? Как она может так обвинять меня?
– Мама, никто не подвергал меня опасности. Мы ехали в школу на одном автобусе, и случилось наводнение, – пытается объяснить Педро.
Но его мать так быстро делает наихудшие выводы. Теперь я понимаю, что, должно быть, чувствовал Педро, когда я промолчала о визитной карточке юриста «Сделок». Несмотря на все свидетельства в его пользу, только потому, что его фамилия Молина. Теперь его мать считает, что я могла причинить ему боль, и все только потому, что моя фамилия Рамирес.
– Мама, пожалуйста, пойдем домой. – Педро неуверенно плетется к выходу, зовя мать следовать за ним, но донья Эулалия не сходит с места.
– Ехали в школу на автобусе?
– Она не…
– Она и раньше уже подставляла тебе подножку! Она снова подставила тебе подножку?!
Педро бросает на меня страдальческий взгляд, как будто не знает, что еще сделать, чтобы удержать мать от этих ужасных обвинений. И я даже не могу постоять за себя. Я просто прячусь за мамой, пытаясь казаться маленькой, хотя я на голову выше ее.
– Мы можем пойти домой? Пожалуйста! – Педро чуть не плачет. – По дороге я тебе все объясню.
– Нет! – кричит его мать, и ее сердитый взгляд останавливается на его куртке, которая все еще надета на мне. – Ты… ты
– Заткнись! – выплевывает мама. И разражается хаос.
Мама с доньей Эулалией на все лады осыпают друг друга обвинениями, в то время как персонал больницы изо всех сил пытается удержать их от того, чтобы они не вцепились друг другу в глотки. Все крутится и каким-то образом снова возвращается к «Сделкам-Сделкам» и нашим матерям, каждая обещает к концу недели продать пекарню раньше другой.
Я ловлю взгляд сеу Ромарио, и он мне подмигивает. Прежде чем я успеваю его понять, он издает страдальческий вскрик, хватаясь за грудь. Вскрик кажется мне немного чересчур театральным, но это срабатывает, потому что все внимание переключается на него. Вбегают медсестры, и донья Эулалия отказывается от борьбы с мамой, чтобы помочь отцу. Мама обнимает меня за плечи и начинает выводить из помещения. Выходя, я оборачиваюсь на Педро, и он в ответ бросает на меня отчаянный взгляд, но сейчас мы ничего не можем поделать.