Она замирает на месте. Они удерживают взгляд друг друга. Колетт опускает руки и расправляет их по бокам.

— Я не буду с тобой сражаться.

Так, что-то здесь происходит, и мы, видимо, не в курсе. Немного контекста, пожалуйста.

Но ни контекста, ни хрена. Мистер Питер нажимает на курок, и серебряная пуля пробивает Колетт грудь. Её тело вздрагивает от удара. Она отклоняется назад и прикрывает рану рукой. Кровь начинает сочиться, окрашивая её джемпер в красный.

Проходит несколько секунд, в которых никто не дышит, и она поднимает голову, глядя на него — больно, усталой, но живой.

— Ты же знаешь, что это не сработает.

— Ну, тогда я буду продолжать пытаться, пока не сработает. — И целится ей в голову.

— Эй! Всё, хватит! — Я выбиваю у него оружие, ударив по запястью, и ногой отбрасываю его, когда он падает на землю.

— Наглый сопляк!

Он пытается ударить меня, но я отталкиваю его. Он сталкивается со стеной, и с неё падает картина, ударяя его по голове. Стекло разбивается, и осколки падают на него.

— Папа!

Колетт бежит к мистеру Питеру с тревогой на лице.

— Папа? — повторяет Доме.

— Папа? — повторяю и я.

— Папа! — настаивает она, игнорируя нас, потому что эта беседа — самая умная и самая не повторяющаяся за всю историю.

«Отлично, Хадсон. Ты только что напал на своего тестя. Учитывая это и маму, решившую разнести тебя на куски, твои первые серьёзные отношения стартуют просто на ура. Очевидно, что это тебе даётся, как по маслу».

Колетт пытается помочь ему, но он отстраняется и стряхивает с себя осколки стекла.

— Не тронь меня, тварь! — рычит он. — Клянусь, я затащу тебя в ад, даже если это будет последнее, что я сделаю! Ты забрала у меня всё!

Она отступает с жестом, который должен был бы успокоить его. В её глазах — разрывающая боль.

— Папа…