Вечером позвонила Инна и позвала на кейтеринговый выезд на три дня подряд со среды по пятницу: нужно было обслужить какие-то дорогущие тренинги с банкетом.

Конечно же я согласился, деньги обещали немаленькие, хотя перспектива провести три дня с Инной удручала. Однако если для нее в моем сердце места совсем не осталось, то новый сон с участием Евы всколыхнул утихающие переживания.

На этот раз мне снилось просто повторение тех дней, когда мы с ней снимали ковер и разбирали барахло Егора Степановича. Смеялись и кидались друг в друга мокрыми тряпками. Я держал Еву, пока она снимала штору, и чувствовал сандаловый запах ее благовоний.

Она рассматривала линии на моей ладони, а я мечтал только о том, чтобы ее поцеловать. Мы стояли перед запертой соседней комнатой и придумывали способы открыть дверь. И в тот момент, там, во сне, я был переполнен счастьем и недоумением: с чего я вдруг решил, что Ева пропала? Вот она здесь, со мной, солнечная, теплая, кокетничающая и сама же хохочущая над этим.

Я проснулся, утопая в поту и разочаровании. Крепко зажмурившись, попытался снова заснуть, чтобы вернуться обратно, но вместо этого выдавил из уголков глаз капельки слез. Виски намокли, и я вскочил, страшно разозлившись на себя. Благо брата в комнате не было. Я с силой похлопал себя по щекам и залпом выпил половину стоявшего на тумбочке стакана воды. Схватил Оша и несколько секунд гипнотизировал его, пытаясь отвлечься. Затем отправился в ванную и, как советовала когда-то Ева, принял ледяной душ.

Холод воды настолько обжигал кожу, что думать ни о чем было невозможно. Голова прояснилась, тело наполнилось силой.

Я вспомнил о горке, куда мы собирались с Наташей, о том, что Ева меня больше не интересует, а еще – что я бесчувственный и вдобавок Наташин соулмейт.

Митя рвался пойти кататься с нами, но мама не пустила его, несмотря ни на какие мольбы. Зато он милостиво договорился со знакомым, согласившимся одолжить нам второй тюбинг.

Днем горка кишела детьми. Они кричали, визжали и хохотали, заглушая музыку из динамиков. Внизу, там, где кончалась горка, образовалась не рассасывающаяся куча-мала из санок и тюбингов. Едва крайние успевали отойти, тут же подъезжали следующие саночники, выдавливали тех, что оказались посередине, и занимали их место. Время от времени кто-то из родителей вмешивался, разгоняя веселую толчею, но дети тут же снова сбивались в галдящую кучу. Чуть поодаль катались подростки, и людей здесь было значительно меньше, поскольку носились они быстро, рисково, по несколько человек на санках или на досках, устраивали толкотню и импровизированные бои на тюбингах. То и дело пролетали снежки и стоял заливистый девичий хохот.