На самом деле всемером.
Саншайн, все еще резвая, несмотря на двенадцатилетний возраст, топая, вошла в комнату, следом за ней шагал Маттски. Согласно генетическому тесту, на котором настояла Маккензи, Маттски был невообразимой помесью шести разных пород, при этом одно ухо у него стояло, а другое висело. Три года назад, когда пожарная станция вместе с Клубом здорового образа жизни устроили мероприятие по спасению животных, пес воспылал любовью к Саншайн.
А все остальные без ума влюбились в его бочкообразное тело и хитрую собачью ухмылку.
Жизнь, черт возьми, сложилась действительно хорошо. Они много трудились и часто занимались любовью, совмещая работу, занятия с детьми и проводя время в постели. Между делом Мак научилась варить варенье, а Линк набил руку, работая в саду и играя в корнхол.
– Не думаю, что у нас есть полчаса…
– Нет, – твердо заявила она. – Но примерно через четыре часа Дотти и Уин заедут за всеми троими проказниками и оставят их у себя с ночевкой.
Линк подхватил переноску с Лукасом и притянул к себе Маккензи.
– Я говорил, как сильно люблю тебя?
Она обвила его шею руками.
– После завтрака всего один раз.
– Посмотри вокруг. Посмотри, что мы построили, доктор Рид.
Кухня представляла собой светлую, просторную комнату, где их девочки завтракали, сидя, как на насесте, на высоких табуретах, а после обеда рассказывали Линку абсолютно обо всем, что случилось за день в начальной школе Биневеленса, пока он готовил им еду.
У них был большой и массивный раздвижной обеденный стол, где обе семьи каждый месяц собирались за поздним завтраком.
На крыше дома, на площадке они устраивали барбекю. В спальне читали сказки детям про то, как однажды в перерывах между вызовами пожарные поймали зомби. Их спальня была тихой гаванью, увешенной тяжелыми шторами, уставленной массивной мебелью и кроватью, где они счастливо проводили время.
Пожарная станция, которую Линк когда-то считал своим вторым домом, теперь превратилась в настоящий дом. Он был наполнен любовью и смехом… И, учитывая возраст его обитателей, каждый божий день – обильными слезами. Но Линк абсолютно ничего не стал бы менять.
Каждый вечер, когда он, утомленный и измученный, забирался в постель, он зарывался лицом в волосы Маккензи и вдыхал ее запах. Они оба знали, как хрупко равновесие между жизнью и смертью. Между добром и злом. Между работой и профессиональным выгоранием. И они изо всех сил старались поддерживать это равновесие.
* * *
Линк смотрел, как его стойкий, прекрасный доктор смахивает слезу, глядя, как гарцует на сцене первый олень. У Хэдли были темные, как у матери, волнистые волосы и голубые глаза, которыми она обычно умело пользовалась, обманывая родителей насчет сухомятки и времени, проведенного у экрана компьютера. Она унаследовала и упрямство от обоих родителей.