7

В котором часу он вчера вернулся домой, я не знал, потому что вырубился до того. Сейчас было восемь. Яркий рассвет противно слепил из окна. Ксавьер приставучи будил, строя из себя строгую мамашу, что-то там разгневано причитая и стаскивая одеяло. Прямо как в школьные годы. Какая к чёрту презентация клипа, если я даже с постели встать не в состоянии?! Однако назойливости Майера позавидует самый писклявый комар. Уверен, он и мертвеца из могилы запросто смог бы поднять, если тому нужно было бы явиться на какую-нибудь важную встречу.

И вот мы сидим в самолёте, направляясь в Мюнхен. Небо ясное. Я вспоминаю свои недавние ощущения во время последнего полёта. Снова подступает тошнота. Что же она со мной сделала?

Встретив в зале ожидания аэропорта Тома, Рене и Лео, прилетевших ещё полчаса назад, мы направились на телевидение, где должны были сыграть песню в прямом эфире, «сыграть» под фонограмму. Я бы порассуждал об этом, но уже одна мысль о том, как на самом деле устроен сей бизнес, вызывает непреодолимое желание блевать музыкальными гаммами. Я начинаю ненавидеть Мюнхен за его вечно погожее настроение. Ещё Ксавьер предательски молчит, то ли не разузнав ничего, то ли не желая делиться информацией, опасаясь моих «неразумных» поступков. Я сам себя уже не узнаю, оттого и боюсь.

Всё вокруг меня двигалось куда-то вперёд: ведущие что-то спрашивали, я отвечал, парни смеялись. Все притворялись. Мне смертельно хотелось остаться в одиночестве. Но даже после окончания «презентации» меня всё донимали с пытливыми расспросами, на этот раз Том, Лео, Рене и, какого-то лешего, Ксавьер, будто бы он и не в курсе был. Вели они себя так, словно я был мальчишкой обоссавшимся на публике. Их излишнее чувство такта, осторожность в формулировках и постановках вопросов лишь напоминали об Эли, уже доводя до белого каления.

— Разве ты не с нами? — спросил меня Рене, когда объявили о начале посадки на рейс до Дортмунда, и Ксавьер потащил меня к нужным воротам.

Сейчас я был до верхов переполнен холодным безразличием. Запихни они меня в самолёт, набитый бомбами, мне было бы всё равно.

— Никаких новостей? — не выдержал я, наблюдая за Ксавьером, который проигнорировав просьбу стюардессы пристегнуть ремни, быстро набирал кому-то сообщение. Он кинул короткий взгляд на чёрный иллюминатор, сквозь который виднелись огни аэропорта, а потом, протяжно просипев, посмотрел на меня.

— Давай ты ограничишься звонком? Мы же хотели махнуть на Рождество в Австрию.

Значит, он всё-таки достал адрес лаборатории матери Эли. Мысли я хотя бы чуть более здраво ещё неделю назад, сам догадался бы обратиться в какое-нибудь детективное агентство. Вытащив из кармана пиджака маленький листок, Ксавьер протянул его мне.