Женщина попросила меня успокоиться (хотя я и не услышал в своей просьбе ни нотки нервозности) и принялась быстро нажимать на кнопки телефонной трубки; и только в эту минуту на меня накатила новая волна паники. Прошла ещё секунда, и её карие глаза впились в меня испытывающим взглядом, а затем она заговорила с кем-то по-французски просто на ошеломительной скорости. Я и слова разобрать не смог.

— Прошу, — протянула она мне трубку. — Мадам Лефевр.

— Bonjour, — в растерянности я вдруг поздоровался с ней на французском, хоть Эли ни раз упоминала о том, что её мама говорит по-немецки, однако довольно плохо. — Мадам Лефевр? — не придумав ничего лучшего, уточнил я. Она что-то неразборчиво спросила, и следующий вопрос я задал уже на родном мне языке: — Это Штэфан, может быть, Эли вам обо мне рассказывала… а может и нет. Знаю, она сейчас вместе с вами, как мне связаться с ней? Или, если вдруг она рядом, не могли бы вы пригласить её к телефону?

Она говорила таким тихим и ровным голосом, отчего приходилось прислушиваться к каждому произнесённому ею слову. Вдобавок у неё был неимоверный акцент и ошибки во временах, иной раз я просто не понимал, говорила она о настоящем, прошлом или же будущем. Я попытался выстраивать свои вопросы максимально лаконично, дабы получать более определённые ответы. Но в интонации Жюльет читалось откровенное нежелание общаться со мной. Несколько раз попросив передать трубку Эли, в ответ я получил череду категоричных отказов. То ли Эли находилась в другом месте, то ли Жюльет. Кто-то был в Париже, кто-то ехал или уехал из Парижа… сплошная временная путаница. Я попросил у неё новый номер Эли, на что услышал кроткое «non». На вопрос «почему?» — ответ «так решила Дэниэль».

— Вы вернётесь в Канаду? — тогда спросил я.

— Да, но услышать вы больше нового не. Вам был тоже лучше возвращаться.

А вот попрощалась она, на удивление не допустив ни одной грамматической ошибки, даже акцент исчез. Я не понимаю. Не понимаю, что сделал я, что произошло между Эли и мной, из-за чего я с ней и поговорить теперь не вправе.

— Связь оборвалась. Так и не расслышал, когда именно они прилетают, не подскажите? — солгал я, протянув трубку женщине. Уверен, немецкого она не знала, поэтому разыграть подобную сцену не составило ни малейшего труда.

— Простите, Жюльет не сообщала мне. Сейчас у неё отпуск, на работе она появится после Рождества. Однако в журнале есть отметка о том, что на двадцать первое декабря у неё запланирована встреча в госпитале Нотр-Дам.

— В Париже?

— Нет, здесь, вверх по Шербрук — 1560.