Дверь палаты открылась, и вслед за резким спиртовым запахом вошёл врач в белом халате и маске, натянутой по самые глаза, неестественно голубые.
— Скажи, что у меня галлюцинация. — Чувство стыда возросло в многократном размере. Не могу поверить, что Майер припёрся в Париж из-за меня. Он отрицательно мотнул головой, и остался стоять у открытой двери, продолжая выжигать меня взглядом полным то ли ужаса, то ли отвращения. — Всё настолько плохо? — прохрипел я и испугался собственного голоса, ответившего за Ксавьера.
— Сам скажи. — Сел он на стул у изголовья кровати.
— Банк я бы с тобой не пошёл грабить. Тебе либо сбрить брови, либо цветные контактные линзы… — кашель не дал договорить.
— Хорошо, что есть силы шутить. Что с телефоном?
— Утопил.
В палату вместе с очередной полезной похлёбкой вошла медсестра, но мой аппетит притупило чувство стыда. Пререкаться с ней в присутствии Ксавьера я не стал, поэтому послушно выбрался из-под одеяла, пересев за столик к окну. И пока я неспешно глотал обед, он пересказывал о событиях, которые я пропустил, пребывая в отключке.
— Хочешь сказать, что сегодня понедельник?! — не сразу поверил я в услышанное.
— Не хочу. Говорю — тридцать первое декабря.
В пятницу вечером где-то в районе Северного вокзала мне стало плохо, я потерял сознание, а дальше — выходные пролетели, как один день. Ксавьер сказал, что после того, как наш разговор оборвался на дне Сены, он ещё пару раз попытался дозвониться до меня через ресепшен отеля. Затем оставил им свои контактные данные и попросил связаться с ним, как только я вернусь в номер.
В субботу утром с отелем связалась больница, в которую меня доставили, сначала посчитав, что я бездомный. Отель передал это Ксавьеру, а тот заставил перевести меня сюда, в какую-то частную клинику в районе Монпарнаса. Лишившись всех наличных денег и карт, новость о том, что я перед Ксавьером ещё и в финансовом долгу, накатила новой волной презрения.
— Ты где остановился?
— Здесь, — кивнул он на кресло перед стойкой капельницы в противоположном углу палаты. — Потом поеду в твой отель. Ещё даже не ел. Часа полтора назад прилетел.
И я зачем-то придвинул ему свою тарелку, сообразив, что сделал лишь после того, как он заскрипел смехом, точно ржавая дверная петля.
— Расскажешь, что произошло? — спросил он, пересев подальше от меня — в кресло, когда я надрывно закашлял. В палату тут же вбежала обеспокоенная медсестра и потащила меня к кровати. Хотя, признаться, чувствовал я себя значительно лучше. После сорокаградусной температуры 37,7 практически не ощущались.