Но пока стоял под струями прохладной воды, понял, что моё настроение подпортил не семейный ужин, а недавняя новость. Я слишком часто противоречу самому себе, порой и вовсе лгу. Наверное, это некая защитная реакция организма. Я играю перед собой роль, будто находясь под критическим взглядом публики. Но зал пуст и на сцене я один. Верно, так ведут себя верующие. Во что верю я? В силу самоубеждения? Вот только ни черта не выходит. Я говорю себе, что меня больше не беспокоит прошлое, но стоит ему зазвучать далёким отголоском, как я готов бежать на призрачный зов эха.

В то время как все ужинают в кухне, я незаметно выскальзываю из дома, точно как в детстве, но уже не через окно, а через входную дверь. Пробираюсь в машину, завожу мотор и еду к её дому.

49

Бледно-жёлтая четырёхэтажка, зелёная листва лип и розовый закат. Почему-то эти цвета, согревающие улочку, замораживали во мне остатки жалких чувств. И вслед за этим холодом опустилось невесомое, и в тоже время невыносимое своей тяжестью ощущение полной необратимости всего того, что некогда было между нами. Я знаю, мы уже никогда не будем вместе. Я не хочу этого. Доверие после разрыва невозможно восстановить. Но, пожалуй, я бы хотел заглянуть в её глаза в последний раз. Хотел бы услышать лживую правду, чтобы тогда и я смог сыграть свой финальный аккорд наших отношений. И пока я, зарывшийся в своих мыслях, стоял перед дверью с табличкой «Lefèvre» под звонком, со мной поздоровалась фрау Рубинштейн.

— Добрый вечер, — ответил я, улыбнувшись старушке.

— Дэниэль вернулась?! — спросила она, удивлённо захлопав морщинистыми веками.

Я солгал. А потом, словно сработала цепная реакция: за первой ложью последовала вторая, зарождающая в мыслях какие-то безумные идеи. Старушка так легко покупалась на всю мою несусветную чушь, задавая встречные вопросы и помогая лгать дальше.

— Эли жила у меня, — нагло врал я, — а сейчас уехала повидаться с матерью в Монреаль. В последний раз мы летали туда на Рождество… — Фрау Рубинштейн непроизвольно трясла головой, отчего складывалось впечатление, что она соглашалась с каждым произнесённым мною словом. И в подкрепление большей лжи, я готовил себе почву из фактов довольно личной информации: рассказывал о Жюльет, упоминал название клиник, затем завёл речь о Новом Годе в Париже, отпраздновав который, мы якобы вернулись в Германию.

— Так что же вы хотите ремонтировать? Может, инструменты какие нужны? — тактично поинтересовалась она, после того, как я сочинил очередную историю о сломанном замке. Когда это случилось в дождливый осенний день, старушка наблюдала за мной и Эли, пытающимися отомкнуть дверь.