Не было ни календарей, ни часов — время угадывали приблизительно. Ели — что повар пошлет из «вагона-столовой», умывались у баб на станциях — они приходили к поездам с рукомойниками, мылом и полотенцами.

В первые дни Саблин не до конца понимал, что он натворил, уехав из Нижнего Новгорода. В течение более полугода он только и думал, что о побеге из Совдепии, но это всегда относилось к будущему — далекому и непредсказуемому. Теперь он катил куда-то, каждую секунду приближаясь к войне, и только одно было ясно: прошлого не вернуть.

Саблин не подозревал, что жить в одном купе с Климом и Ниной будет настолько невыносимо. Она разрезала на дольки яблоко, вставала на свою постель и передавала их Климу на верхнюю полку, а потом долго не садилась как следует и что-то шептала ему на ухо и тихо смеялась. Саблин чувствовал себя лишним, неудобным, мешающим…

Графиня раскладывала пасьянс, а Саблин с тоской вспоминал Любочку: как она смотрела на него! Ведь они действительно поступили с ней будто последние негодяи. Как она будет справляться с младенцем одна? Надо было остаться в Нижнем Новгороде! Пусть у нее чужой ребенок — Саблин все равно любил ее…

Опять проверки документов, бесконечное маневрирование по запасным путям; пленные, роющие ряды окопов; слухи о том, что где-то в этих местах орудует шайка не то бандитов, не то партизан, которые нападают на поезда и грабят всех без разбору. Обороняться от них было нечем: новобранцам до прибытия на фронт оружия не выдавали, чтобы они не сбежали с ним или не перестреляли друг друга.

На стоянках все высовывались из окон и кричали солдатам в соседних поездах:

— Вы откуда?

— Из Брянска. А вы?

— С Сибирского фронта. Вот завалили Колчака, теперь едем громить Деникина.

Колчак отступает… О чем думают белые генералы? Им бы разом ударить по Москве, а так, по одиночке, их действительно разобьют.

Все-таки решение об отъезде было верным. Прошлого не вернуть, надо учиться жить заново, как когда-то пришлось учиться ходить после ранения в ногу. Саблин еще не знал, как все сложится, но уже предчувствовал: скоро можно будет говорить, думать и работать без идиотского контроля, без унижающих человеческое достоинство разрешений. Недолго осталось терпеть.

Ночью, когда они сидели в гостях в соседнем купе, послышались далекие раскаты пушек.

— Кажется, фронт близко, — сказал Клим. Глаза его блестели радостно и тревожно.

Один из красных командиров поднял руку, будто хотел пригладить себе волосы, и вдруг быстро перекрестился. За ним все остальные.

3

3

«Агитаторы» опять не спали полночи: шептались, придумывая, как лучше переходить линию фронта. Саблин понимал, что это занятие бестолковое: следует добраться до Курска и там на месте все разузнать, — но он все равно спорил с Климом: