Саблин ухарски стукнул его по плечу:

— Да мы с тобой получается сродни! Вот где встретиться довелось!

Солдата звали Демьяном. Он подробно рассказал и о Кострове, и о бабе Нюре, и о своей семье. Саблин, сам на себя удивляясь, вдохновенно врал, что во время войны с Германией сражался на том же фронте, что и Демьян, и даже ранение получил в ногу. Вспоминали бои, ругали командиров и жаловались на гнилые шинели: чуть полой зацепишься — все трещит по швам.

Лишь бы проклятый матрос не вернулся! Краем глаза Саблин поглядывал за окно.

— Слышь, Демьян, а чего этот, с топором, все время тобой распоряжается? Он что, бывший офицер?

Конвоир хмыкнул:

— Да какой из Саньки офицер?! Он и не матрос даже, бескозырку для виду носит — хочет, чтобы его беспощадным считали. Пошел пулемет просить, чтобы вас всех…

— Так ты что, в меня стрелять будешь? — проговорил Саблин, глядя конвоиру в глаза.

Демьян отвернулся:

— Да ну тебя!

— Или Саньке позволишь?

Конвоир быстро выглянул на улицу — никого.

— Тикай отсюда, — глухим шепотом произнес он. — А за меня не боись: мне ничего не будет. На тех, кого с утра привели, бумаги не выправляли. Скажу: не было такого.

— А они? — Саблин показал на притихших арестантов. — Они ведь могут доложить, что ты меня выпустил. Давай уж всех разом отправим по домам, а? Ну чего горе-то плодить? И сам беги отсюда: белые придут — они тебя к стенке поставят.

2

2

Площадь перед церковью была запружена народом. Стоя на телеге, большевистский оратор призывал баб и ребятишек не поддаваться на провокации:

— Колоссальная пропагандистская машина империализма пытается идейно разложить наши ряды…

Нет, сюда тоже нельзя… Саблин отступил в переулок, где он оставил Софью Карловну и Нину. Вот уже час они кружили по городу, пытаясь найти место, чтобы укрыться до прихода белых. У Саблина подгибались колени, то ли от возбуждения, то ли от усталости, — он до сих пор не мог поверить, что их выпустили. Он в тревоге оглянулся на своих дам: графиня тоже была едва жива, а Нина выглядела так, словно ей все равно, куда ее ведут и что с ней будет. Когда Саблин заговаривал с ней, она даже не слышала его: двигалась, будто накачанная морфием.

Послышался звук копыт, и в переулок свернул конный разъезд. У Саблина перехватило грудь: белые!